— Это он прислал через Черевичко, вместе с письмом.
Ксан покачал головой. В действительности все оказывалось проще, чем это предполагали изощренные профессионалы. Куда Зайченко мог спрятать похищенные им материалы, какой хитроумный способ придумал? Камеры хранения в аэропортах и на вокзалах, банковские сейфы, чемодан с двойным дном. А всего-то речь шла о несанкционированном вложении в диппочту. Володя дружил с шифровальщиком Толей Черевичко, который систематически нарушал инструкцию и пересылал с дипкурьерами буквально все: от денег до сувениров.
Ксан поцеловал любовницу, и она благодарно затихла у него на груди. Разумеется, спустя какое-то время они поговорили, и Зоя Никитична окончательно успокоилась. Ксан вернет материалы, с Володей поговорят по душам. Взыскания ему, конечно, не избежать, отзыва из командировки тоже,но карьера не будет загублена и потом представится не один шанс восстановить свою репутацию.
Минут пять мой гость молчал, сосредоточенно дымя сигаретой, глядя, как темнеет за окном. В отблесках городских огней снежинки приобрели лиловый оттенок. Они планировали в сгущавшихся сумерках, чтобы растаять на слякотных тротуарах и мостовых. Не сумев сдержать распиравшего меня любопытства, я задал вопрос:
— Чем же все кончилось?
— Да ничем, — пожал плечами Ксан. — Материалы отдал,сам уехал.
— А как. Зоя Никитична? — Спрашивать, конечно, было ни к чему, но уж очень хотелось вызвать Ксана на откровенность. Он нехотя оторвался от созерцания городского пейзажа, глаза его отразили какое-то переживание.
— Такие, как я, не должны забивать голову сложными рефлексиями, важно уметь свести любую проблему на элементарный уровень. Отчетливо видеть, к чему ведет тот или иной вариант, каковы затраты, практическая отдача. Эмоциональный контроль вносит ясность, избавляет от внутренних терзаний. Зоя мне нравилась. очень нравилась, — добавил он, — но развивать наши отношения было бы глупо и нечестно. Правда, признаюсь, тогда я все-таки выпустил вожжи из рук, чувства разгулялись. Стал подумывать, что можно оставить службу, устроиться в одну контору на хорошие деньги... В общем, решил заехать к Зое накануне отъезда. Имелась мыслишка — не сдать ли билет. Рейс, правда, был отличный — через Франкфурт, стыковки удобные.
В тот раз Ксан не стал останавливаться у метро, а доехал прямо до серого дома на улице Чаплыгина. Быстрый взгляд на ее окно: сквозь занавеску просматривался силуэт стройной фигуры.
Встретила его как обычно: поцеловала, помогла снять пиджак, провела в комнату. Они пили чай с лимоном и сахаром, лакомились шоколадным тортом, время шло, а Ксан все не решался сказать о главном. На него навалились сомнения.Ну, согласится она. Это значит жить не только с ней, но и с ее мыслями, воспоминаниями, которые так или иначе будут связаны с сыном. На что ему подобное самоистязание, которое растянется до самой смерти? Ради домика в Подмосковье,прогулок по утрам, вечеров у камина, когда за окнами расползается сырость? Но этим дело не ограничится. Какое-Какое-то времяон будет получать удовольствие от женщины, которая ему пришлась по вкусу, с которой ему хорошо в постели. Но это пройдет, и скоро. Допустим, она замечательно сохранилась, но годы сделают свое, недалек тот день, когда ее кожа станет дряблой, грудь обвиснет, рот западет, и никакие ухищрения не смогут приостановить этот процесс старения плоти. В любом случае рано или поздно ему придется с отвращением взирать на собственное тело — обрюзгшее, немощное,разлагающееся. Стоит ли добавлять к нему еще одно, обольщаясь призрачными надеждами?
Ксан допил чай, аккуратно промокнул салфеткой рот и попрощался. Зоя Никитична откровенно расстроилась, ноне подала виду, предложив Ксану заходить, когда тот будет в Москве. Он твердо пообещал, хотя знал, что больше они не встретятся.
Я не стал задерживать Ксана, когда он засобирался домой.Было абсолютно очевидно, что правды от него не добиться.Судя по всему, мой гость и так решил, что чересчур разоткровенничался перед, в общем-то, случайным собеседником.
После его ухода я сел за компьютер (единственная ценная вещь в моей квартире) и принялся отыскивать во всемирной паутине следы этой истории.
Вот, что мне удалось узнать.
Российский гражданин Владимир Зайченко возвращался на родину из Пакистана и решил на несколько дней задержаться в Шардже. Кто же упустит возможность отдохнуть —поплавать в море, понежиться на солнце. Спустя неделю постоялец отеля «Карлтон» вызвал к себе в номер парикмахера. Подровняв виски, затылок, тщательно выбрив подбородок, цирюльник аккуратно перерезал своему клиенту горло.Как выяснилось, настоящий парикмахер в то утро опоздал на работу — его автомобиль попал в аварию, и разбирательство с дорожной полицией затянулось на целый час.
— Никогда не понимал талибов. — Ксан задумчиво разглядывал фотоснимок. На нем был запечатлен какой-то семинар или конференция. В основном, мужская аудитория(преимущественно в шальвар-камизах), во втором ряду виднелась голова самого Ксана. За столом президиума парочка ученых-пакистанцев и дородный афганец: в чалме, скромной рубахе и шароварах, заканчивавшихся у щиколоток. Волосатые ноги красовались в кожаных сандалиях.
—Фанатики, — уточнил я, обрадовавшись, что могу поддержать беседу. О талибах я читал.
— Что такое «фанатик»?
— Ну, — замялся я, — тот, кто стремится к достижению своей цели, не думая о других.
Ксан потер подбородок.
— Талибы хотели построить государство на основе «чистого ислама». Ради этого убивали. Закрыли бани — сначала женские, потом мужские, запретили светскую музыку, кто ходил без бороды — сажали в тюрьму. Отменили школы для девочек, разрушили буддийские статуи.
— Фанатики, — удовлетворенно повторил я.
— Вот этот, — Ксан щелкнул ногтем по афганцу в чалме, —талибский посол в Пакистане, мулла Заиф. Входил в число тех,кто считался опорой режима. За три дня до падения Кабула в ноябре 2001-го встречался с западным журналистом, тот был представителем одной спецслужбы, но это не важно. В общем,журналист предложил ему миллион долларов и убежище в нейтральной стране за информацию о мулле Омаре, укреплениях вокруг Кандагара, считавшемся фактической столицей талибов.
— И?
—Глупец отказался и угодил на Гуантанамо. Американцы держали его на спецпрепаратах, говорят, с тех пор Заиф сильно изменился.
Мы встречались в третий раз, на этот раз у него. Он жил в центре Москвы, в просторной и запущенной квартире —большую часть времени они с женой проводили за границей, а сюда наведывались от силы раз в год. Теперь, когда она умерла, шансы на превращение этих помещений в уютное жилье свелись к нулю. Пройдет неделя, и Ксан снова отправится в свои странствия, которые позволят забыть о потухшем домашнем очаге.
Обед он сервировал роскошный — все из ближайшего гастронома. Не поскупился, выставил дорогие напитки, всячески за мной ухаживал. Несмотря на это, мы оба ощущали скованность: может, сказывались отсутствие штор на окнах,голые стены с потемневшими обоями, замершие напольные часы. Напрашивалось сравнение с залом ожидания на вокзале, где попутчики, разложив на газете прихваченные из дома припасы, коротают время в ожидании поезда.