Вив смотрела вслед Рею, который все быстрее удалялся от них.
— Помогите, — попросила Аманда. — Я еще не научилась управляться с прибором. Вы должны набрать мне эти цифры.
Вив не пошевелилась, не повернула головы. Она все так же провожала взглядом Рея, который посмотрел на экран и свернул налево по другой улице, когда-то пересекавшейся с первой. Когда она моргнула, слезы так и потекли по щекам.
— Вы должны мне помочь, — повторила Аманда. — Нужно открыть банку, но я не должна этого делать, пока вы не введете координаты. Я ведь могу уничтожить надпись.
Вив вновь повернулась к Деррику, погладила его по руке.
— Прости меня, милый.
— Помогите мне! — сказала Аманда. — Разве вам не хочется отомстить?
Бросив убийственный взгляд в ту сторону, куда удалился Рей, Вив поднялась и, нетвердо ступая, направилась к Аманде.
Та решила, что именно месть способна лучше всего повлиять на ее спутницу. Но ей самой хотелось наказать не только Рея. Она считала, что главным виновником является Повелитель игры.
— Вот, готово. — Вив не отрывала взгляда от постепенно уменьшавшейся фигуры Рея.
Аманда вложила банку с грушевым компотом в резиновую перчатку, взяла два камня и начала бить. Раз. Другой. Сильнее. Донышко прогнулось и треснуло.
— Пейте первая, — предложила она Вив.
— Я не голодна.
— Но ведь вы не сможете расквитаться с ним, если у вас не будет сил.
Вив, с опухшими от слез веками, энергично кивнула, взяла банку и поднесла к губам.
— Я сделала два глотка.
— Хорошо. — Аманда прильнула к мятой жести и с наслаждением отпила теплого сладкого грушевого сока.
Так они передавали банку друг дружке, пока не допили всю жидкость. Тогда Аманда вновь натянула на банку перчатку и теми же двумя камнями вскрыла ее пошире. Четыре половинки груши. Женщины съели по две каждая.
— Не торопитесь, жуйте медленно, — слабым голосом предупредила Вив.
Аманда поняла, о чем она говорит. Если есть слишком быстро и жадно, может вырвать.
Вив обернулась к мертвому мужу.
Ветер усиливался. Грозовые облака уже прикрыли вершины гор на западе и отбрасывали тени в долину.
— Не хотите сказать мне, в чем дело? — спросил Бэленджер.
Они с Ортегой стояли перед домом профессора Грэм. На противоположной стороне улицы зеленели деревья парка Вашингтон-сквер.
— Вы о чем?
— Когда вы пришли, мы с вами чуть не поругались. В библиотеке вы обмолвились о другой линии расследования. Не хотите говорить прямо, но по вашему тону ясно, что вы относитесь ко мне без особой симпатии. Вот я и хочу понять, в чем дело.
— Вы оставляете в стороне ваше желание руководить расследованием? Сегодня утром я сказал, что мы с напарником накануне разобрались еще в одном вопросе. Вы, кстати, не удивились тому, что его нет?
— Я решил, что у него сегодня выходной.
— Он занимался проверкой вашей биографии.
Бэленджер оторопел.
— Вы сказали, что с вами такое уже случалось. Вашу жену похитили. Тот же человек лишил свободы другую женщину, которая была очень похожа на нее.
— Да, Аманду. Но к чему вы клоните? У психопатов часто бывает влечение к похожим личностям. Жертва может напоминать убийце жену, мать или какую-то другую женщину, нанесшую ему удар такой силы, что он никак не может расквитаться.
— Как же вы стали таким специалистом?
— Если ваш напарник внимательно изучил мою биографию, то вы уже должны знать ответ. Во время службы в полиции я занимался преступлениями на сексуальной почве.
— Попутно и психиатрией?
— Я полагаю, напарник сообщил вам о том, что было со мной в Ираке? — Бэленджер почувствовал, что краска бросилась ему в лицо.
Мимо проехал автомобиль. Франк подождал, пока шум мотора стихнет. Ему нужно было хоть немного времени, чтобы успокоиться.
— Первая война в заливе… «Буря в пустыне». Я был рейнджером.
— Девяносто первый год. Проверено, — вставил Ортега.
— У меня начались головные и мышечные боли. Лихорадка.
— Синдром войны в заливе. Проверено.
— Одни считали, что я заразился чем-то таким, что разносят песчаные блохи. Другие утверждали, что дело тут в обедненном уране, который содержится в наших снарядах. Военные медики пробовали разные средства. Когда ничего не помогло, мне предложили пообщаться с армейским психиатром. Вдруг меня одолело нервное расстройство, какая-то разновидность посттравматического синдрома?
— Это был первый психиатр, — заметил Ортега.
Бэленджеру очень хотелось повернуться и уйти, но он сдержался, напомнив себе, что сейчас для него имеет значение только участь Аманды.
«Я пойду на что угодно, лишь бы вернуть ее», — думал он.
— После войны я работал в полиции Эсбёри-Парка.
— Где прошли курсы по психологии для расследования преступлений на сексуальной почве.
Бэленджеру пришлось сделать усилие, чтобы и дальше говорить спокойно:
— Потом исчезла моя жена. Власти за целый год так и не смогли найти ее. Я ушел с работы, чтобы искать ее самостоятельно, через некоторое время остался совсем без денег, и мне пришлось завербоваться в службу охраны. Шла вторая иракская война. Двадцать пять тысяч долларов в месяц. Мне нужно было всего лишь два месяца поездить с автомобильными конвоями, получить деньги и возобновить поиски жены. Вы могли бы узнать это у меня самого.
— Расскажите о вашем втором пребывании в Ираке.
Бэленджер почувствовал приближение знакомой паники.
— Вам же известно, что там произошло. Вскоре после моего прибытия туда конвой, который я сопровождал, попал в засаду. Меня контузило взрывом. Я потерял сознание и очнулся в плену у каких-то иракцев в бурнусах. Один из них грозил отрезать мне голову, если я не буду ругать перед видеокамерой Соединенные Штаты. Мне удалось спастись, когда базу, где меня держали, атаковали рейнджеры. Я оказался в безопасности, вернулся в Штаты, но не чувствовал себя спокойно. Меня преследовали кошмары. Я не мог оставаться в закрытом помещении. Меня кидало в пот.
— Синдром посттравматического расстройства, — подытожил Ортега.
— Проверено, — добавил Бэленджер, передразнивая его. — Тогда, как вам известно, я обратился к другому психиатру.
— Который порекомендовал нетрадиционный метод терапии.
— Он посоветовал мне заниматься чем-то таким, что помогло бы дистанцироваться от настоящего. Изучать историю. Читать романы о прошлом. Делать все возможное, чтобы представить, будто я живу сто лет назад, а лучше — еще раньше. Это было нечто вроде попытки переместиться во времени.