— За этими кустами — грунтовая дорога, — сказал Сэвэдж. — А в ста ярдах налево будет амбар.
— В котором стоит автомобиль?
Сэвэдж на бегу кивнул.
— Но что будет, если мы не сможем до него добраться?
— Я приготовил две разные посадочные площадки. К тому же есть выбор портов на случай, если бы мы стали бежать морем. Ты ведь отлично знаешь главное правило: если что-то может пойти наперекосяк, значит пойдет. Но следует организовать как можно больше путей отступления.
— Кто бы тебя ни готовил, он сделал это отлично.
Добравшись до дороги, они побежали налево.
— Власти, разумеется, обнаружат вертолет, — сказал Акира. — Если Пападрополис решит заявить о пропаже, эксперты снимут отпечатки пальцев.
— Твои значатся в картотеке?
— У меня никогда их не снимали.
— А мои снимали, — скривился Сэвэдж.
— Значит, Пападрополис использует всю свою власть на то, чтобы установить, кто ты такой. И пошлет людей. Они убьют тебя за то, что ты похитил его жену.
— Прежде чем вылезти, я вытер все, к чему прикасался. А вот твое имя Пападрополису известно.
— Не совсем верно. Ему известен лишь псевдоним.
— Отлично, это одна из первейших вещей, которым меня обучили, — сказал Сэвэдж. — Анонимности. Предупреждать нападки нервных оппонентов.
— У тебя был классный инструктор.
— Он бывал и редкой сволочью.
— Таковы все классные инструктора.
— Я… — Грудь Рэйчел вздымалась, дыхание выходило с трудом. — Я не могу с такой скоростью…
Мужчины обернулись и подхватили женщину под руки. Держа ее на весу, они побежали к вырисовывающемуся в марком утреннем свете силуэту амбара. В котором их ожидал темный “фиат”. Через пять минут они выехали на дорогу: Рэйчел сидела между Сэвэджем и Акирой на переднем сидении.
Крутя баранку, Сэвэдж чувствовал рядом ее пропотевшую одежду.
— Худшее позади. Теперь вы в безопасности. Постарайтесь заснуть. Вскоре у вас будут горячая пища, свежая одежда и очень-очень мягкая постель. Я проверял.
— Главное, — сказала Рэйчел, — ванна.
— Это предусмотрено, — ответил Сэвэдж, — и организовано. И главное — сколько хотите теплой воды.
— Горячей воды.
— Это очень по-японски. — Акира наблюдал за тем, как из серого небо превращалось в ослепительно голубое: рассвет набирал силу. — Куда мы направляемся?
— На ферму, к востоку от Афин. — Глаза Сэвэджа горели от усталости. — Я арендовал заброшенный дом. Владельцу сообщил, что я — писатель. “Мне необходимо уединение. Я провожу исследования, намереваясь написать новую биографию Аристотеля”.
— И что же на это ответил владелец?
— Он подумал, что я имею в виду Аристотеля Онассиса. Взял с меня обещание рассказать ему побольше грязных сплетен об Ари и Джеки.
— И ты обещал?
— Не только пообещал, но и сделал то, о чем он просил. По моим сведениям, Ари мог соревноваться с папой римским за ореол святости. “Эх, вы, профессорня”, — только и ответил этот человек, но деньги взял. Считает меня полным кретином. Так что на его визиты можете не рассчитывать.
Акира хихикнул. Рэйчел прыснула от смеха.
Машину они спрятали за фермой. Залитые солнцем луга обрамляли виноградники. И хотя сам дом казался полуразрушенным, внутри все оказалось чистым и отлично обставленным. За несколько дней до этого Сэвэдж лично проверил, как все подготовлено.
По дороге на ферму Акира с Сэвэджем коротко обсудили свои кошмары, но, прибыв на место, они все внимание уделили Рэйчел. Чего бы ей хотелось? Поесть? Еще поспать? “Принять ванну”, — слышалось в ответ. Сэвэдж лично проверил, чтобы в дом было проведено электричество. Включили на полную электронагреватель. Женщина оставалась в ванне в течение часа и когда вышла в платье от Сен-Лорана, которое для нее выбрала сестра, то выглядела — несмотря на синяки и кровоподтеки на лице — просто великолепно.
Увидев следы мужского насилия, Акира нахмурился.
— В вертолете я было решил, что ваше лицо просто в грязи от двухдневного побега. Не предполагая, что то, что выглядит грязью, является на самом деле… Я знал, что муж вас унижал, но… Каков мерзавец…
Прикрывая наиболее заметные синяки, Рэйчел подняла руку.
— Прошу прощения, — произнес Акира. — Я лишь хотел выразить сочувствие, а отнюдь не напоминать о перенесенном. И главное, запомните: синяки вещь уходящая.
— Вы имеете в виду, уходящие с тела? — переспросила Рэйчел.
— Мне кажется, что вашей души не избить никому.
Рэйчел отняла руку от лица и улыбнулась.
— Благодарю. Подобные напоминания необходимы.
Сэвэдж не мог сдержать удивления. Ее глаза, голубые-голубые, подчеркиваемые цветом “бургунди” платья, сияли силой и гордостью. Зачесав мокрые каштановые волосы за уши, она таким образом напомнила, об элегантных челюсти и скулах, которые теперь, когда опухлость начала спадать, выступили во всем изяществе.
— А я думаю, что нет: даже убив вас, ваш муж не смог бы поранить вашу душу, — сказал Акира. — Я синтоист.
Рэйчел покачала головой.
— Это древнейшая японская религия.
— И все-таки… Я никогда особенно не интересовалась религиями.
— Синтоизм учит, что, когда мы умираем, наши души сливаются с миром, в котором мы жили. Жизнь, таким образом, не заканчивается. А только изменяется. Она растворяется. И все-таки остается индивидуальной. Она воспринимает. Течет вместе с потоком. Ваш муж не смог бы причинить вреда вашей душе, потому что она неуязвима. И должна возродиться в новой жизни.
— Меня интересует только эта жизнь, — сказала Рэйчел.
— Естественно. — Акира пожал плечами. — Синтоизм не настаивает на том, чтобы вы позабыли о той жизни, которая вас интересует больше всего.
— А в этой жизни я голодна.
— Мы готовим, — сказал Сэвэдж, — бараньи котлетки.
— Звучит заманчиво.
И на самом деле оказалось вкусно.
Но во время еды Сэвэдж повернулся к Акире.
— Расскажи еще раз.
— Я уже пять раз рассказывал.
— Расскажи в шестой. Мы оба умерли, а на самом деле не умер ни один. И всякий раз, как я на тебя гляжу, меня оторопь берет. Я вижу…
— Коми.
— Что?
— Привидение. Ну, ладно, я старался понять. Но безуспешно. Итак, если хочешь послушать снова…
— Только более подробно. Всегда есть что-то такое, что можно припомнить. Ты мог об этом просто не подумать.