Сент-Джон бродил по удивительно просторной комнате, которую он снял. С дороги гостиница выглядела отнюдь не роскошно – просто старый, неплохо сохранившийся мотель менее чем с дюжиной номеров. Но комната оказалась большой, с мебелью из настоящего дерева, а не какого-нибудь облицованного фанерой субпродукта, комфортабельным диваном и письменным столом у неожиданно широкого окна с еще более неожиданной панорамой.
Но Сент-Джон не любовался пейзажем. Чудесный вид на реку, поблескивающую за деревьями, многим показался бы красивым, но у него река лишь вызывала болезненные воспоминания.
Он смотрел на экран ноутбука, открытого на столе. В гостинице не было линии Интернета и даже радиосвязи – эти блага цивилизации еще не дошли до сельского района.
К счастью, Сент-Джон имел при себе одно из ручных изобретений гения «Редстоун». Кодированный адаптер Йена Гэмбла для его уникального сотового телефона делал возможным его использование в качестве модема. Он также давал доступ ко всем отделам сети «Редстоуна» и личной компьютерной системе Сент-Джона в его кабинете.
Это делало быстрым и легким поиск информации, о которой упомянула Джесса.
Олден, играющий на смерти первой жены…
Первой жены.
Похоже, домашнюю работу Сент-Джон выполнил скверно. Он слишком спешил остановить эту мерзость и многое упустил. Так гордившийся способностью предвидеть каждую возможность, он на этот раз дал маху.
Именно здесь, где Сент-Джон впервые понял, что знание, подготовка и предвидение означают безопасность, а отсутствие их – страх и боль, а потому тем более ему следовало быть готовым на сто процентов, пускаясь в такое предприятие.
Но он оказался готов. И это вновь привело его к раздражающей мысли, что он не до конца победил старых демонов.
«Хорошо, что ты привез ноутбук, – говорил себе Сент-Джон. – Теперь ты можешь исправить положение».
Для менее объемной работы Сент-Джон обычно полагался на телефон, но это был не тот случай, поэтому он прихватил ноутбук, который теперь сообщил ему то, что он должен был знать давным-давно.
Сент-Джон не мог себе представить, что Олден найдет другую женщину, которая выйдет за него замуж. Но теперь он понимал, что был не прав: для окружающего мира этот человек был очаровательным, благовоспитанным и самым выдающимся из жителей города. Женщины всегда увивались вокруг него – он не забывал тыкать этот факт в лицо жене, чтобы напомнить ей о ее недостатках.
В девятилетнем возрасте Сент-Джон подслушал, как его мать умоляла отца развестись с ней. Он никогда не мог забыть, как расхохотался Олден. От этого смеха по его спине побежали мурашки.
– Ты хотела бы развестись? – ухмылялся его отец. – Наложить руки на мои деньги, чтобы ты и твое отродье могли жить на широкую ногу?
– Он твой сын. – Протест звучал слабо. Только позже Сент-Джон оценил смелость, которая потребовалась даже для этого.
– Я не позволю тебе позорить меня перед всем городом. Конечно, тебе никогда не поверят, но я не хочу, чтобы люди знали, на какой полоумной бабе я имел несчастье жениться.
– Мне не нужны твои деньги, – отозвалась мать хнычущим голосом, и ее ответ так запоздал, что Сент-Джон, прятавшийся в тесном пространстве под домом, где он часто скрывался, чтобы избежать отцовского гнева, подумал, не глупа ли она в самом деле. – Только позволь нам уйти.
Жуткий смех раздался снова.
– Ты уйдешь отсюда только в ящике, – пообещал отец. – А мальчишке я скоро найду применение.
В девять лет Сент-Джон не понял, что Олден имел в виду под ящиком. А обещание найти ему применение даже внушило ему надежду, что отец когда-нибудь посмотрит на него по-другому.
– Черт тебя побери!
Восклицание вырвалось у него при воспоминании о том, что это было за «применение». И он не был уверен, адресовано ли ругательство его отцу или самому себе.
Сент-Джон вернулся к экрану, на сей раз заставив себя прочитать весь текст трехлетней давности.
Как может человек, думал он, превращать личный праздник в карнавал? Свадьба происходила в городском сквере, и приглашен был весь город. Многие, очевидно, явились туда ради банкета.
Его интересовало, считал ли кто-нибудь это публичное шоу проявлением дурного вкуса. Или, может быть, теперь, глядя назад, какой-нибудь циничный ум мог прийти к выводу, что мероприятие было для Олдена проведено с дальним прицелом на следующие выборы мэра. То, что они состоятся скорее, чем ожидалось, из-за смерти Джесса Хилла, было для Олдена приятным сюрпризом.
Сент-Джон прервал чтение, чтобы снова посмотреть на фотографию: невеста была достаточно привлекательной – его отец не согласился бы на меньшее – и на вид не робкого десятка. Но возможно, так было лишь вначале, и все изменилось, когда она поняла, что попала в ловушку, откуда нет спасения.
Когда же она обнаружила, что ее муж не вежливый и дружелюбный мужчина ее мечты, а на самом деле чудовище? Спустя три года или раньше? Мог ли Элберт Олден так долго скрывать свою истинную сущность?
Сент-Джон вернулся к статье – его рот скривился в презрительной гримасе от тона заметки, полного почти благоговейного восторга. Список важных гостей включал пару чиновников округа и даже местного конгрессмена. И конечно, мэра с супругой. Отца и мать Джессы.
Однако в перечне отсутствовала сама Джесса. Невероятное упущение для столь подробной статьи? Или она действительно не пришла туда?
Была ли она где-то рядом?
Вспоминая о ней, Сент-Джон никогда не пытался отследить ее путь с помощью Интернета. Он говорил себе, что хочет оставить нетронутым единственное светлое пятно этого мрачного времени.
Но даже теперь, узнав, что Джесса все еще в Сидаре, Сент-Джон не стал выяснять, что она делала в прошедшие годы. Он не мог бы сказать точно, почему не хочет этого предпринимать даже сейчас, когда информация может оказаться важной для цели его пребывания здесь. Но он знал, что это желание – не просто стремление увернуться от старых демонов, которое было если и унизительным, то, по крайней мере, объяснимым.
Сент-Джон понятия не имел, почему не желает вторгаться в жизнь Джессы. Разве только он боялся того, что мог узнать. Но это не имело смысла.
Перед его мысленным взором возник тот странный момент в офисе, когда Джесса пристально смотрела ему в глаза, слегка сдвинув брови и словно ища в его лице что-то.
Что-то знакомое.
На мгновение Сент-Джон перестал дышать, подумав, не могла ли она каким-то образом узнать его. Его сердце подскочило, как будто в надежде на невозможное. Он усмехнулся этому давно забытому чувству, которое не могло привести ни к чему.
Момент прошел. Джесса, казалось, стряхнула одолевавшее ее чувство и продолжила разговор.
А ему пришлось бороться с желанием рассказать ей все.