Но скоро стало ясно: общаться с Джеком нет никакой возможности. В первый раз, вернувшись с детьми, он согласился выпить с ней кофе на кухне — Эми и Уилла она увела в спальни. Каждый раз Лейк применяла новую тактику. Спокойствие и легкая насмешливость не сработали, как и ее предложение поговорить по душам. Наконец она прибегла к жалким просьбам. «Пожалуйста, вернись, — молила она, — сделай это ради детей и ради четырнадцати лет нашего совместной жизни». Он одергивал ее, говорил, что принял решение, что у них разные потребности и цели и что все кончено. Разговаривать с ним, поняла она, это как вести машину по обледеневшему шоссе и быть не в состоянии остановиться.
Поэтому ради спасения своего рассудка — и ради повышения самооценки — Лейк прекратила посиделки за кофе и стала выводить детей в прихожую, когда он их забирал. Иногда во время этих коротких встреч она едва смотрела на Джека.
Но сегодня ее реакция была совершенно иной. После нанесенного им через адвоката удара ей стало физически плохо, когда она увидела его.
— У тебя есть минутка? — спросил Джек, приблизившись.
— Сейчас неподходящее время для бесед, — холодно ответила она.
— Мне просто нужны кое-какие бумаги из квартиры.
Когда Джек решил, что Лейк и детям имеет смысл остаться жить в квартире, они договорились: он будет хранить там одежду и бумаги, пока не купит собственное жилье. Когда встречался с детьми, он заодно старался забрать какие-то вещи. Потому просьба, прозвучавшая как гром среди ясного неба, показалась странной, даже подозрительной.
Она не должна позволить ему подняться. Он мог почувствовать, что ее жизнь изменилась роковым образом.
— Я даже не собираюсь заходить сейчас в квартиру, — сказала она. — Видишь ли, я оставила папку у клиента, и мне нужно как можно скорее вернуться на работу.
— Послушай, мне действительно эти бумаги необходимы сегодня.
«Черт, — подумала Лейк. — Если я не соглашусь, он скажет юристам, что я нарушаю его права».
— Хорошо, — сказала она ровным голосом. — Объясни, где лежат бумаги, и я принесу их тебе.
Он скорчил гримасу и покачал головой:
— Не помню точно, где их оставил. Я хочу подняться и поискать их.
Она глубоко вздохнула.
— Ради Бога, Лейк, я не буду кусаться, — пообещал Джек. — Это займет минут пять.
Она ощутила желание столкнуть его с тротуара, но все же согласилась:
— Ну если только пять.
В лифте они ехали молча. Теперь, когда Лейк стояла так близко к Джеку, она увидела, что его кругловатое мальчишеское лицо было более загорелым, чем всегда, а светлые волосы более жесткими — они становились такими от солнца и соленой воды. По всей вероятности, он действительно провел грандиозное лето. Она почувствовала отвращение. Наверное, Джек считал, что может позволить себе вести роскошную жизнь, но его загар и… шлепанцы казались ей признаками отчаяния.
— Мне просто любопытно, — наконец сказала она ему, по-прежнему стараясь говорить ровно, — ты собирался торчать около дома, пока я не появлюсь?
— Хочешь сказать, что я преследую тебя, Лейк? Ты спрашиваешь об этом? — В его голосе появился намек на гнев.
— Разумеется, нет. Но это выглядит как напрасная трата времени.
— Ты не отвечала по мобильнику, поэтому я позвонил в клинику, где ты работаешь. Мне сказали, ты только что ушла, и я рискнул — направился сюда.
— Это ты мне вчера звонил? — внезапно озарило ее.
— Да, а в чем проблема?
Значит, тогда ее напугал Джек.
— Просто пытаюсь выяснить, как ты узнал номер.
— Я решил попытать счастья и обратился в справочную.
— Но как ты узнал название клиники?
— Ты сама произнесла его, когда я как-то привел детей.
Она не помнила этого, но спорить не стала, решив прекратить разговор. Джек казался возбужденным, раздраженным, и она почувствовала, что не стоит донимать его.
Когда Лейк отперла дверь квартиры, Джек стоял позади. Смоуки, конечно, услышал звук поворачивающегося ключа и был уже в прихожей. Он потерся о ноги Лейк, а потом подошел к Джеку.
— Привет, Смоуки, — равнодушно сказал Джек, даже не пытаясь приласкать кота.
— Большинство твоих вещей по-прежнему в шкафу Уилла, — сказала Лейк. — Кроме черного чемодана — он в шкафу в нашей комнате.
«Нашей» комнате. Она не могла поверить, что назвала ее так.
— То, что мне нужно, лежит в чемодане. Я пройду туда, хорошо? Это займет минуту, не больше.
Тон Джека чуть изменился — стал более приветливым, менее задиристым, и это только усилило ее подозрения. Когда Джек пошел по коридору к спальне, она подумала, а не пойти ли за ним — проверить, что он там делает. Не было ли все это предлогом, попыткой найти какие-то козыри против нее? Может, именно поэтому Джек и заговорил иначе — чтобы она успокоилась. Лейк почувствовала, как в ней закипает гнев.
Когда она шла за ним по коридору, зазвонил телефон. Ей не хотелось оставлять Джека одного, но если она не ответит, он услышит сообщение на автоответчике. Она быстро прошла на кухню и взяла трубку. Ее «алло» эхом отозвалось в квартире.
— Не говори мне, что парень, которого убили, — это доктор Марк Китон.
Это была Молли. Она буквально задыхалась.
— Да, это он, — ответила Лейк, понизив голос.
— Почему ты говоришь шепотом?
— Здесь Джек. Ищет какие-то бумаги. По крайней мере он так сказал.
— О чем ты?
— Давай поговорим позднее.
— Ладно, вернемся к Китону. Не могу поверить, что ты ничего не сказала Джеку.
— Я собиралась, но это все настоящее безумие. Мы можем поговорить потом? Мне нужно уходить.
— Позвони мне, хорошо? Пока.
— Что-то случилось? — сказал Джек, возникший у нее за спиной. От неожиданности Лейк вздрогнула. Продолжая держать в руке трубку, она повернулась к нему и увидела, что он стоит в дверях кухни с двумя папками под мышкой.
— Я уже говорила тебе — сегодня я занята. Ты нашел, что тебе нужно?
— Да. Спасибо. Кстати, на следующей неделе я перебираюсь на новую квартиру и потому совсем скоро заберу все свои вещи.
— Хорошо, — сказала она, идя рядом с ним к входной двери. Он ожидал, что она начнет благодарить его?
— Ты собираешься на родительский день в воскресенье? — поинтересовался он.
— Конечно. — Лейк сочла его вопрос неуместным. Ее кровь словно закипела. — Или ты полагаешь, что я проведу воскресенье в универмаге «Барниз» вместе с другими нерадивыми мамочками?
Она тут же пожалела о своих словах. Хочкис предостерегал ее от подобных язвительных замечаний.