Запомнил он хорошо лишь степень освещенности, и именно она станет ему наилучшей подсказкой. Погода сегодня ничем не отличалась от вчерашней, и солнечный свет, не меняющийся с течением времени, должен указать верное направление. Надо только точно вспомнить, насколько ярким (или тусклым) он был в момент обнаружения тела. Вода не была чисто-голубой, как сейчас… Майкл выпустил из костюма немного воздуха и погрузился на дюжину ярдов ниже, держась в непосредственной близости от стены. Он методично обшарил пучком света грубую изрытую поверхность ледника, выискивая что-нибудь, что поможет пробудить память, — например, трещины во льду и прочие необычные формации. Глаз пока ни за что не цеплялся.
Ледник дышал таким морозным холодом, что Майклу пришлось протереть стекло маски перчаткой. Он невольно задумался, каково быть пленником ледяной глыбы на протяжении десятилетий или даже столетий. Быть полностью обездвиженным, со всех сторон обхваченным льдом и торчать в нем до бесконечности, как живность Дэррила, плавающая в банках с формалином. Быть безжизненным, но сохраненным в первозданном виде. Мертвым, но не похороненным.
В памяти вновь всплыла Кристин, неподвижно лежащая на больничной койке в Такоме.
Он поскреб краем пилы по стене, и от нее отшелушилось несколько пластинок льда. В перчатку затекла еще пара капель студеной воды.
Майкл спустился ниже; теперь яркость света приблизилась к той, которая запечатлелась у него в памяти. Он продолжал выписывать вдоль стены широкие зигзаги, плывя то в одну сторону, то в другую, и постепенно погружался все ниже, пока вдруг не заметил, что лед в одном месте немного отличается от окружающего. В узконаправленном луче фонаря он сверкал не так ярко, как на соседних участках. Майкл поспешил прямо туда.
Чем глубже он опускался, тем более темной и холодной становилась вода. Делая плавные взмахи руками и ластами, чтобы поддерживать положение в воде, он внимательно осмотрел стену, и сердце учащенно застучало. В глубине действительно что-то находилось (по правде говоря, Майкл и сам уже начинал задумываться, не померещилась ли ему девушка). Он быстро помахал фонарем Лоусону, чтобы привлечь внимание напарника, затем подплыл вплотную к стене, вгляделся в лед и… снова увидел лицо, взирающее на него изнутри.
Странное дело, в памяти у Майкла ее образ запечатлелся иначе. Он помнил взгляд, полный ужаса, широко раскрытые глаза и рот, перекошенный предсмертным воплем, однако теперь с лицом девушки произошли разительные перемены. Это казалось невозможным — и он понимал, что никогда не сможет объяснить Мерфи О’Коннору столь удивительную метаморфозу, — но взгляд у нее был спокойный, а рот… сомкнут. Не человек, застигнутый мучительной смертью, а просто спящая, которой снится тревожный сон.
С покачивающимся за спиной спасательным тросом к нему подплыл Лоусон и, увидев во льду лицо, от изумления застыл на месте. Майкла все время не покидало ощущение, что в душе Лоусон сомневается. Может быть, инструктору и хотелось, чтобы рассказ Майкла оказался правдой, и в то же время Лоусон прекрасно знал, какие фокусы может проделывать сознание глубоководного ныряльщика. Но это был не фокус, в чем инструктор воочию убедился. Теперь, если они хотят извлечь утопленницу, придется работать интенсивно — ее и то «что-то» позади, к чему она была плотно прикована, скрывал слой льда толщиной по меньшей мере в несколько дюймов.
Лоусон приставил пилу к льдине и знаком дал понять, что начнет пилить отсюда, после чего приподнял пилу Майкла приблизительно на три дюйма над головой женщины и сделал ею горизонтальное движение. В целях сохранения тела планировалось оставить вокруг него некоторый запас льда, но не более того — ледяной блок с женщиной внутри и так будет весить около тонны.
Майкл вернул фонарь в петлю на ремне и вонзил полотно с загнутыми внутрь зубьями в льдину. Потянул пилу на себя, словно смычок скрипки, и сделал во льду тонкий пропил, затем провел полотном в обратном направлении — вниз посыпались полупрозрачные осколки льда, а борозда стала глубже. Работа обещала занять уйму времени, зато пила была к ней приспособлена идеально. Наибольшая сложность заключалась в том, чтобы удерживать тело и в особенности ласты в стороне от Лоусона, который трудился внизу. Также важно было следить за углом пропила и не отклониться в сторону.
У Майкла кровь стыла в жилах от одного только взгляда на застывшее лицо, а уж металлическая цепь вокруг шеи и вовсе словно материализовалась из кошмарных снов. Он заставил себя отбросить эмоции и дышать равномерно, прислушиваясь к шипению регулятора подачи кислорода и периодическому стону, который издавал ледник. В полном соответствии с необъяснимым стремлением людей очеловечивать неодушевленные предметы Майкла вдруг пронзила мысль, что ледник завывает от боли, которую причиняют ему острые пилы, и борется за право сохранить драгоценный трофей в своем чреве.
И все-таки ему было суждено проиграть. Когда Майкл почувствовал, что пила проникла на достаточную глубину, он приступил к вертикальному распилу. Мало-помалу на пару с Биллом им удалось вырезать ровный прямоугольник вокруг человеческой фигуры и другого силуэта, темнеющего в глубине. Что это? Еще один человек или нечто совершенно другое? Лоусон кинул взгляд на часы, а затем выставил руку и дважды растопырил пальцы в толстых резиновых перчатках, показывая, что в запасе у них остается десять минут.
Остальную часть работы предстояло выполнить лебедке. Лоусон вытащил из сумки на поясе острый, как кинжал, длинный крюк и частыми ударами вогнал его в самую глубину пропилов вокруг ледяного блока. Затем проделал аналогичную операцию еще с несколькими крючьями. Идея заключалась в формировании позади ледяного куба обширной плоскости разрыва, с тем чтобы резким и мощным рывком выдернуть его из стены целиком. Как только все крючья были вколочены в щели, Лоусон размотал сеть, с максимальной тщательностью засунул ее в щель по всему периметру выпиленного блока и закрепил несколькими крюками из арсенала альпинистского снаряжения — такими же точно, какие Майкл неоднократно использовал во время восхождений. Покончив с этим, он прикрепил крючья к прочному спасательному тросу и с силой дернул за него три раза. Подождал немного, после чего снова трижды дернул за трос.
Майкл и Лоусон отплыли назад на несколько ярдов и стали ждать, когда лебедка рванет за трос. Сначала спасательный трос, который до этого довольно вяло покачивался в воде, вдруг натянулся, как тетива, — Майкл даже расслышал напряженное потрескивание фала в воде, — а буквально через пару секунд ледяной блок шевельнулся. Глыба с треском и скрежетом посунулась вперед и остановилась. Они словно вытаскивали каменный блок из основания гигантской пирамиды. И тут Майкл с ужасом увидел, что ледяная стена над ним стала осыпаться. Он молниеносно отплыл назад и впустил в гидрокостюм немного воздуха, чтобы подняться на несколько ярдов выше.
Должно быть, лебедка опять потянула за трос, поскольку ледяной блок подался вперед, сначала одним боком, затем другим, прямо как пингвин, неуклюже шагающий по снегу. Глыба снова замерла, все еще отчаянно цепляясь за ледовое убежище, а затем, издав громкий мучительный стон, выскочила из ледника и свободно зависла над бездонной пропастью. Лоусон моментально устремился к кубу и, не обращая внимания на то, что лебедка начала поднимать льдину к основной проруби, уцепился за нее, словно моллюск-блюдечко, и для пущей надежности связал узлами свободно болтающиеся концы сети. Майкл остался позади. Обалдевший, он глядел вслед уплывающей глыбе льда, размером и формой напоминающей большой холодильник, на которой, как на попутке, уносится Лоусон. Искрящийся ледяной блок с таинственным застывшим грузом, поднимающимся из небытия в мир живых, выглядел как исполинское стеклянное украшение, подобное тем, какими наряжают рождественские елки.