— Прошу прощения, синьорина, — сказал он, пятясь назад. — Герцог назначил мне встречу. Я не хотел бы рассердить его опозданием.
Войдя в приемную Козимо, он увидел на персидском ковре большую корзину. Герцог сидел за столом, работая с документами. Его семейство управляло городом, в котором имелось семьдесят банков. Медичи заслуженно считались государственными финансистами. Без какой-либо посторонней помощи они превратили золотой флорин в самую надежную валюту континента.
Лукаси объявил об их прибытии. Герцог поднял голову и пригладил черные волосы, свисавшие по обе стороны лица, как уши бассета.
— Сожалею, — сказал он. — Я не слышал, как вы вошли.
Козимо был одет в малиновый бархатный костюм и сапоги для верховой езды. Он указал кивком головы на большую корзину.
— Эту находку привезли сегодня из Палестрины. Я хочу, чтобы ты взглянул на нее.
Услышав название места, откуда прибыл груз, Челлини понял, о какой находке шла речь. Палестрина, город к югу от Рима, считалась сокровищницей античных реликвий. Каждый раз, когда крестьянин копал колодец, в земле обнаруживалось что-нибудь ценное.
— Вы позволите?.. — произнес Бенвенуто, и герцог кивнул головой.
Отбросив крышку в сторону, Челлини порылся в соломе, заполнявшей корзину. Когда его пальцы нащупали твердые контуры холодного мрамора, он с бесконечной осторожностью вынул торс античной статуи юноши. Без головы, рук и ног она выглядела искалеченным обрубком, но тело было выполнено безукоризненно. Торс имел не больше пары браккий в длину — размером с лошадиную голову — но ах как ему хотелось бы увидеть целую скульптуру!
— Что ты думаешь? — спросил Козимо.
— Я уверен, что создатель этого шедевра был великим мастером, — ответил Челлини, покачивая мраморный торс, как грудного младенца. — И хотя реставрация античных древностей не мое ремесло, я счел бы за честь, если бы вы поручили мне такую работу.
Герцог удовлетворенно рассмеялся.
— Ты считаешь, что статуя этого стоит?
— При наличии нужного куска греческого мрамора я мог бы выполнить ее копию. Конечно, отсутствующие части восстановить невозможно. Нам доступно лишь то, что принес орел. Однако мы можем вернуть остальную часть Ганимеда.
Челлини намекал на прекрасного троянского принца, которого орел Зевса унес на небеса.
— Ты собираешься делать Ганимеда из этих никчемных обломков? — услышал он голос, донесшийся с порога.
Бенвенуто оглянулся и увидел Баччо Бандинелли — самого преуспевающего скульптора при дворе Медичи. Извинившись за вторжение и бросив презрительный взгляд на разбитую статую, Бандинелли громко фыркнул.
— Прекрасный пример несовершенства, о котором я часто рассказывал вашей светлости. Все эти древние каменотесы ничего не смыслили в анатомии! Они просто смотрели на человеческое тело, а затем долбили камень своими резцами. В результате получались вот такие вещи — никому не нужные и полные изъянов.
— Бенвенуто считает иначе. Он очень впечатлен скульптурой.
Бандинелли вяло отмахнулся, демонстрируя абсолютное пренебрежение к словам конкурента. Челлини с трудом удержался от желания удушить этого надменного мужлана с длинной бородой. По его мнению, с которым согласился бы почти каждый художник Италии, Бандинелли был перехваленным поденщиком, чьи работы бесчестили любое место, где их выставляли. Хуже того, одна из его поделок — двойная статуя Геракла и Какуса (огнедышащего титана, убитого позже героем) — портила площадь прямо за воротами дворца Медичи. Каждый раз, когда Челлини видел ее бок о бок с работами божественных Донателло и Микеланджело, он печально пожимал плечами.
— Повальное распространение дурного вкуса, — со вздохом ответил Бандинелли. — Вот почему на торжественном открытии моего «Геракла» нашлись люди, которые не оценили его по заслугам.
Дурной вкус? Не оценили? Челлини был поражен самомнением этого человека. По обычаю, при демонстрации новой статуи сотни флорентийцев выражали свое мнение о ней. Однако вместо сонетов и похвал они единодушно устроили разнос низкопробной форме «Геракла». Челлини и сам писал о неудачной работе Бандинелли, сокрушаясь, что папа Климент VII первоначально присудил награду мраморной статуе Микеланджело, а затем почему-то изменил свое решение. «Геракл» Бандинелли! Какой напрасный расход прекрасного камня!
— Бенвенуто, ты что-нибудь скажешь? Ведь ты все равно не сдержишь свой язык.
На губах герцога играла улыбка. Он знал о вражде между двумя художниками и понимал, каких усилий стоило Челлини усмирять свой нрав.
— Ваше превосходительство, когда речь идет о дурном вкусе, я вполне полагаюсь на мессера Бандинелли. Никто не знает об этом больше, чем он.
Герцог засмеялся и звонко захлопал в ладоши. Бандинелли ограничился снисходительной улыбкой.
— Вашим шуткам грош цена, — возразил он Челлини. — Вы никогда не сможете сделать что-то похожее на моего «Геракла».
— Вы правы, — ответил Бенвенуто. — Для этого я сначала должен ослепнуть.
— Ваша милость! — запротестовал Бандинелли. — Велите ему замолчать!
— Если вы уберете волосы с головы вашего Геракла, что у вас останется? — не унимался Челлини. — Картошка! А что за внешность у него? Лицо человека или морда быка?
Почувствовав симпатию герцога, он не желал останавливаться.
— Плечи выглядят, как лука перекосившегося седла! Грудь похожа на мешок с арбузами. А руки? Они висят без всякой грации. И, кстати, если не ошибаюсь, у Геракла и Какуса одинаково напряжены все мышцы икр. Остается лишь удивляться — что я и делаю, — как они вообще могут пребывать в своих позах!
Герцог прислушивался к его критическим замечаниям, забавляясь гневом Бандинелли, который корчился и фыркал от злости. Когда последний предложил Челлини найти хотя бы несколько изъянов в дизайне статуи — а Бандинелли безмерно гордился своей композицией, — Челлини начал последовательно перечислять ее слабые места. Бандинелли не выдержал и закричал:
— Заткнись, проклятый содомит!
В комнате воцарилась тишина. Козимо нахмурился, ожидая, что Челлини бросится в драку. Но Бенвенуто сдержал приступ ярости. Он знал, что потасовка оскорбила бы герцога. Собрав всю волю в кулак, он холодно ответил:
— Похоже, вы совсем потеряли голову. Если верить слухам, тот постыдный обычай, о котором вы только что упомянули, довольно популярен при дворах великих королей и императоров. Говорят, сам Юпитер предавался содомии с юным Ганимедом. Но, в отличие от вас, я скромный человек естественных нравов и ничего не знаю об этих извращениях.
Козимо облегченно вздохнул. Очевидно, Бандинелли понял, что зашел в споре слишком далеко. Он заметно сконфузился и отступил на шаг. Через открытую дверь Челлини увидел, что в коридоре появилась герцогиня. Она держала в руке злополучную нить жемчуга. Чтобы не вступать в очередную перебранку, Бенвенуто быстро попрощался с герцогом.