Когда Дэвид вошел в их нишу, там никого не оказалось. Оливия либо проспала (Дэвид знал, что она была «совой»), либо отлучилась на пару часов, чтобы провести один из своих туров. Он заплатил ей аванс из денег миссис Ван Оуэн, но Оливия заявила, что не хочет отказываться от туристических групп.
— Иначе что я буду делать, когда ты бросишь меня и вернешься в Чикаго?
По мере того, как шло время, Дэвид находил эту мысль все более неприемлемой. Он уже не мог представить себя без Оливии. Но аккуратность не входила в перечень ее достоинств. Вот и теперь рядом с огрызками нескольких карандашей на столе в беспорядке лежали ее желтые блокноты. На каждой странице пестрели длинные колонки дат, имен и ссылок. Тут же валялись смятые салфетки и несколько книг в старом кожаном переплете. Дэвид не видел их раньше. Он с удивлением обнаружил, что они не имели никакого отношения к Челлини.
Когда он открыл первую книгу и перевел с латыни название, выяснилось, что это был «Трактат о самых секретных искусствах алхимии и некромантии», изданный в Палермо в 1529 году. Автором значился доктор А. Строцци. Рядом он увидел фолиант, обложкой которому служили две изъеденные червями деревянные дощечки. Между ними хранилась стопка незакрепленных пергаментных листов. Текст не имел титульной страницы, но мануал, насколько Дэвид мог понять, посвящался стрегерии — древнему колдовству, практиковавшемуся в Италии еще до Римской империи. Это тайное знание распространялось вплоть до двенадцатого века нашей эры. Еретики — приверженцы древних религий — усердно маскировались под христиан, продолжая поклоняться пантеону языческих богов. Так, например, они принимали и почитали Деву Марию, но считали ее воплощением богини Дианы. Последняя книга, лежавшая на столе, была отпечатана на тонкой пергаментной бумаге. Вновь итальянский язык. Дэвид взглянул на заголовок: «Секреты египетского масонства, переданные Великим Коптом некоему графу Калиостро». Знакомое имя, подумал Дэвид. Граф был известнейшим медиумом своего времени.
В нишу вошел доктор Валетта. В его квадратном кармане пиджака алел платок из красного шелка.
— Где ваша помощница? — с усмешкой спросил он.
— Не знаю, — ответил Дэвид, осматривая стол в надежде, что Оливия оставила ему записку.
Внезапно он заметил старые пожелтевшие карточки. Вероятно, они когда-то предшествовали бланкам запросов в этой же библиотеке. Они были спрятаны под одной из книг. Директор тоже увидел карточки, и прежде чем Дэвид успел сказать хотя бы слово, он схватил их и с сердитым пыхтением осмотрел заполненные графы.
— Ее обычные фокусы, — кипя от злости, произнес Валетта. — Синьорина Леви снова взялась за старое.
— О каких фокусах вы говорите?
— Куда бы она ни шла, в ее руках всегда наполненный ночной горшок… Ей нравится создавать проблемы. Она и раньше пыталась устроить такое.
Дэвид был озадачен.
— Что она сделала? Проверила, кто заказывал те же самые книги, что и мы?
Сунув карточки в карман, директор скептически взглянул на Дэвида. Казалось, он не знал, насколько можно было доверять американцу.
— Она не рассказывала вам о своей теории? Или о том, за что ее лишили возможности посещать библиотеку «Лоренциана»?
— Нет, она не говорила об этом.
Директор нахмурился, почувствовав, что сболтнул лишнее. Похоже, ему не хотелось распространять идеи Оливии. Но Дэвид не дал ему увильнуть.
— Вы должны рассказать мне всю правду. Если вы откажетесь, я узнаю все у синьорины Леви. В чем заключаются ее теории?
Валетта тяжело вздохнул. Аккуратно выбирая слова, он приоткрыл завесу тайны.
— Она верит, что мои предшественники, сотрудники библиотеки «Лоренциана», симпатизировали итальянским фашистам и сотрудничали с немецким нацистским режимом.
Дэвид в замешательстве поправил очки.
— И позвольте мне добавить, она никогда не могла предоставить веских доказательств для таких обвинений. Она распространяла сплетни о нас, разбрасывая пустые слова, как конфетти.
Директор нервно взмахнул рукой.
— Ее совершенно не заботит тот факт, что подобные обвинения могут навредить репутации нашего учреждения.
Кое в чем он был прав. Оливию мало волновала чья-то репутация. Хотя Дэвид мог представить побуждения. Будучи итальянской еврейкой, чья семья пострадала от фашистского режима, Оливия действительно могла придумать такую теорию. Разве Муссолини не объединил свою страну с Третьим рейхом? Но Дэвид не имел понятия, как ее теория совмещалась с книгами о черной магии, лежавшими на столе. Он так и не успел расспросить об этом. С дальнего конца читального зала послышался раздраженный голос Оливии.
— Что он там делает? — закричала она. — Не позволяй ему подходить к столу! Пусть убирается в свой офис!
Два или три посетителя посмотрели на нее со своих мест, шокированные подобным нарушением приличий. Вбежав в нишу в распахнутом и развевающемся плаще, девушка взглянула на стол и тут же заметила отсутствие карточек. Ее темные глаза гневно сверкнули, но, заметив смущение на лице Дэвида, она сдержала бушевавшие эмоции.
— Дэвид, я все могу объяснить.
— Это уже сделано, — сухим тоном сообщил доктор Валетта.
— О, я уверена, что вы наговорили на меня с три короба!
Оливия снова повернулась к Дэвиду.
— Этот человек просто администратор, исполнитель. Он ноль без палочки!
Она щелкнула пальцами, показывая, с какой мелочью имеет дело.
— Он — пешка, которая выполняет приказания своих повелителей. Кто знает, на кого он работает?! Спаси нас боже от бюрократов, которые цеплялись за свои кресла, пока гансы грабили город!
— Все ясно! — вскричал доктор Валетта. — Я уже слышал ваш вздор и не намерен терпеть оскорбления. Собирайте свои вещи, синьорина, и убирайтесь прочь из моей библиотеки…
— Вашей библиотеки? — взвизгнула Оливия.
— Отныне вы никогда не получите разрешение на вход в наши залы!
— Но я работаю на синьора Франко, — сказала она, протягивая руки к Дэвиду.
— Меня это не волнует! Пусть вас пошлет сюда даже сам папа! Вы больше не войдете в библиотеку!
Директор отвернулся от Оливии и обратился напрямую к Дэвиду.
— Вы по-прежнему можете использовать наши материалы. Но ваша работа должна быть научным исследованием, а не вздорным выискиванием сомнительных фактов! И с этих пор вы будете работать один.
Дэвид почувствовал раздражение. Никто никогда не подвергал его труд цензуре и административной проверке.
— Что вы имеете в виду? Вы собираетесь одобрять или отвергать мои запросы на книги?
— Абсолютно верно. Я должен знать, чем именно вы занимаетесь. Своими исследованиями или сбором компрометирующих данных для синьорины Леви.