Бауэн пытался залечить старую вражду; именно он как мог наводил мосты над тем, что разобщало «христианских патриотов» и «ариев», скинхедов и ку-клукс-клан; Бауэн как никто другой старался привлечь к себе самых горластых, самых оголтелых из христианских правых; он понимал всю важность сплоченности и взаимопомощи, а также расширения финансовой базы; и, наконец, Бауэн чувствовал, что, взяв Фолкнера под свое крыло, он тем самым убедит тех, кто проникся историей бедняги-миссионера, перенаправить свои деньги на его спасение.
В год, предшествовавший аресту Фолкнера, с полмиллиона долларов подогнало Братство — разумеется, мелочь в сравнении с тем, какие деньжищи гребут более раскрученные телевизионные проповедники, но для Бауэна и иже с ним это был серьезный навар. На глазах у Бауэна лились средства в апелляционный фонд Фолкнера; набралось уже процентов десять, если не больше, от заявленной семизначной суммы залога, причем этот ручеек не скудел. Однако среди поручителей нет таких безумцев, которые, жертвуя на залог для Фолкнера, продолжат это делать, если вдруг узнают, что деньги фактически обречены. А потому у Бауэна был иной план, так сказать, иное шило в мешке. Если все сделать правильно, можно будет еще до конца месяца вызволить Фолкнера; а когда разнесется молва, что бедного священника укрыл в безопасном месте он, Бауэн, то тем лучше для Бауэна. В конце концов, какая разница, жив проповедник или мертв. Главное, чтобы он вдохновлял самим своим таинственным наличием.
Впрочем, Бауэн искренне восхищался и старым проповедником, и тем, чего сумело достичь Братство. Не прибегая к банковским перипетиям, которые в итоге сгубили «Орден», он с силовой поддержкой в четыре-пять человек на протяжении почти трех десятилетий осуществлял целые кампании по убийству и устрашению тех отступников, до которых мог дотянуться, великолепно пряча при этом следы. ФБР с Бюро по контролю алкоголя, табака и огнестрельного оружия и те до сих пор не сумели доказать причастность Братства к убийству работников абортариев, видных гомосексуалистов, еврейских вождей и даже некоторых олигархов, за уничтожением которых стоял, по негласному мнению, Фолкнер.
Покажется странным, но Бауэн всерьез и не рассчитывал на возможность сплотиться вокруг дела Фолкнера, пока не появился Киттим. Среди ультраправых Киттим был легендой, воистину народным героем. К Бауэну он пришел вскоре после ареста Фолкнера, и с того дня мысль о вмешательстве в дело проповедника стала для Бауэна чем-то естественным. И даже не знай он, что содеял Киттим на своем веку и даже откуда он взялся, это, по сути, не имело значения. В самом деле, разве для народных героев это важно? Ведь они реальны лишь отчасти — а рядом с Киттимом Бауэн преисполнялся обновленным ощущением цели, почти непобедимости.
И ощущение было таким сильным, что он даже едва замечал угрозу, которой всегда веяло от этого человека.
Затея Бауэна, подкрепленная появлением Киттима, самолюбию Фолкнера явно польстила — через адвокатов проповедник согласился вывесить свой флаг на мачте Бауэна и даже предложил ему за услуги кое-какие переводы со счетов, до которых не докопаться никому и никогда. Более всего старику не хотелось умирать в тюрьме — уж лучше прятаться до скончания дней, чем гнить за решеткой в ожидании суда. Попросил Фолкнер и еще об одной услуге. Бауэн поначалу напрягся (ведь он и так предложил укрыть проповедника от закона, разве этого мало?), но, узнав, о чем идет речь, расслабился. В самом деле, одолжение не такое уж и большое, а удовольствия от него даже самому Бауэну ничуть не меньше, чем Фолкнеру.
Бауэн полагал, что нашел того самого человека, который выполнит работу, но он ошибался насчет Киттима.
На самом деле это Киттим нашел его.
Грузовик Бауэна подъехал к небольшому огороженному участку земли — как раз там на карте Южная Каролина уголком вдается в восточный Теннесси. На участке стоял темный деревянный дом, к крыльцу вели четыре грубо отесанные ступени. Два узких окна в противоположных стенах сруба напоминали бойницы.
Там в кресле-качалке, справа от двери, сидел человек и дымил сигаретой. Это был Карлайл. На голове у него вились короткие кудряшки, которые однажды, лет в двадцать с небольшим, начали было редеть, а потом вдруг — годам к тридцати — словно передумали и остались; в итоге макушка оказалась оторочена подобием светлого клоунского парика. Карлайл был в неплохой форме, как и большинство из тех, кого держал в подручных Бауэн. Пил он умеренно; что же касается курева, то Бауэн и припомнить не мог, чтобы когда-либо видел его с сигаретой. Сейчас лицо у Карлайла было помятое, изможденное. Кроме того, поблизости что-то источало кислую вонь. На подходе Бауэн определил: блевотина.
— Ты в порядке? — спросил он.
— А че? — буркнул Карлайл, отирая губы и оглядывая пальцы: не налипло ли чего, — дерьмо на мне, что ли?
— Нет, только воняет здесь.
Карлайл сделал еще одну затяжку, после чего осмотрительно загасил окурок о подошву ботинка, а убедившись, что он остыл, разорвал и бросил кусочки на ветер.
— Откуда, Роджер, у нас взялся этот тип? — спросил он, управившись со своим занятием.
— Кто, Киттим?
— Ага, Киттим.
— Он легенда, — благоговейно, на манер мантры произнес Бауэн.
Карлайл проехался рукой по лысой макушке.
— Да знаю я. В смысле, кажется, что знаю. — Лицо расплылось было в нерешительности, но довольно быстро перекроилось в брюзгливую мину. — И все равно, откуда б он ни взялся, это изверг.
— Мы в нем нуждаемся.
— Обходились же как-то и без него.
— С ним все стало иначе. Ладно, к делу. Ты вытянул что-нибудь из парня?
Карлайл покачал головой:
— Ничего он не знает. Мелкая сошка.
— Уверен?
— На все сто, если бы этот хрен обрезанный что-нибудь знал, то давно бы выложил. А он, сучонок, только блюет.
В жидовской заговор Бауэн верил не то чтобы очень. Да, безусловно, существуют богатые евреи, наделенные властью и влиянием, но они, если взглянуть на совокупную картину, слишком уж далеко раскиданы. Тем не менее, по словам Фолкнера, какие-то старые евреи из Нью-Йорка замыслили его убить и отрядили для этого человека. Киллер этот теперь мертв, но Фолкнеру все равно хочется знать, кто его подослал, с тем чтобы, когда придет время, можно было отомстить. И Бауэну подумалось: а и впрямь не мешало бы выяснить, что евреи эти затевали. И потому они, подкараулив на улице Гринвилля, взяли одного паренька, показавшегося подозрительным — в неподходящих местах он задавал дурацкие вопросы. После этого Бауэн доставил его сюда в багажнике машины, связанного и с кляпом во рту, и передал Киттиму.
— Где он?
— На задах.
Бауэна мимо себя Карлайл пропустил не сразу, перегородив дорогу рукой как шлагбаумом.
— Ты еще не ел?
— Нет.
— Ну, тогда ты везун.
«Шлагбаум» упал. Бауэн двинулся к загону, где в свое время держали свиней. Их вонь все еще не выветрилась; во всяком случае, так Бауэн думал, пока не разглядел на голой земле посреди загона нечто. И тогда он понял, откуда идет вонь.