Линкс подумал о Шарле и спросил себя, следует ли попытаться выйти с ним на контакт. Когда вчера во второй половине дня от Стейнера пришло сообщение, Линкс несколько раз перечитал его, чтобы убедиться, что все правильно понял.
«Твое письмо меня радует, я тобой доволен. Возможно, будут другие новости. Дед».
«Возможно, будут другие новости…» Это не то завершение, которого он ждал. Его задание закончилось размещением адреса Уннаса на анонимном форуме. Продолжение не предполагалось.
А главное, это слово «дед». Использование прозвища сохранялось за Жан-Лу. Стейнер же всегда употреблял «любящий тебя дедушка». Любое изменение двух этих обращений означало существование опасности.
Ознакомившись с письмом, Линкс вернулся к Уннасу. Все на месте, никто не приходил. Vx, взрывчатка и труп по-прежнему там. Шарль не передал информацию компетентным органам. Это наводило на мысль о том, что он ставит под сомнение «компетентность» оных или их надежность. Особенно полковника Монтана, которому, похоже, уже давно не доверяет. Их операция подвергалась угрозам со всех сторон, и его наставник знал это. По соображениям, известным только ему, он принял решение предостеречь своего агента и, чтобы прикрыть его, дал время для отхода.
Какой ценой? Ценой расставания и грусти.
15.01.2002
Покинув площадь Бастилии, около двух часов ночи Линкс направил свой мотоцикл на улицу Рокет. Он на обычной скорости миновал ее, не обгоняя троих холостяков, медленно движущихся, вероятно, в поисках последнего бара, где бы они могли закончить вечер. Четыре пустых пикапа между улицей Лапп и «Франпри». [271] На тротуарах полно бездомных, до самого его дома. Многовато для этого времени года. Слишком много новых рож, слишком молодых, слишком здоровых. Не очень отмеченных следами, отличающими бездомных пьяниц, каковыми им хотелось бы выглядеть. Они были очень бодры, они наблюдали. Такими же внимательными глазами, как у него за зеркальным козырьком шлема, закрывающего лицо и голову.
Внимание.
Поравнявшись со своим домом, Сервье разумно прибавил скорость и обошел идущий перед ним автомобиль. Когда он выехал на улицу Келлер, она была пустынна. Никакой автомобиль его не преследовал. Этого мотоцикла никто не знает. Его, впрочем, тоже никто не знает, за исключением Шарля, и он был убежден, что теперь это вообще не проблема.
Он готов расстаться с этой жизнью, ему нечего от нее ждать.
Верный своим привычкам, Ружар проснулся рано. В кухне он включил кофейную машину и, пока напиток проходил через кофеварку, пощелкал информационные каналы телевизора с приглушенным звуком. LCI, iTV, Euronews, CNN, Sky News. [272] История о бретцеле-убийце рассмешила весь мир. Судебные круги и прессу во Франции по-прежнему волновала отставка следственного судьи. Политики отводили глаза и занимались своими делами, старательно оговаривая друг друга перед президентскими выборами.
Журналист налил кофе и включил мобильный. Голосовые сообщения. Десяток. Он начал прослушивать их. Много чепухи. «Стереть». Амель. Очень неуверенный голос. «Привет, это Амель. Я…» «Стереть». Поль. «Тебе бы стоило завтра прийти в редакцию. У меня новости». Завтра — это сегодня. Его собрат будет в редакции с раннего утра, возможно с восьми, как обычно. Значит, и он тоже.
Когда Ружар вышел на улицу, шел дождь и приятное ощущение после только что принятого горячего душа скоро превратилось лишь в далекое воспоминание. Его хорошее настроение улетучилось окончательно, когда нос к носу он столкнулся с Амель. С прилипших к лицу молодой женщины мокрых волос стекала вода. Глаза были опухшими и красными. Разумеется, недостаток сна. Возможно, к тому же она еще и плакала. Ружару вспомнилась великая сцена слез из третьего акта «Звезды сцены».
Молодая женщина нерешительно приблизилась к нему:
— Я знаю, что разочаровала тебя, но я могу…
Журналист поднял руку, чтобы прервать ее.
Амель настаивала:
— Дай мне хотя бы сказать тебе, что…
— В нашем деле нельзя бояться облажаться, милочка. Меняй работу, поверь мне, у тебя нет того, что здесь нужно.
Ружар попытался обойти Амель, но она преградила ему дорогу. Он грубо оттолкнул ее:
— Отвали, я не могу терять время на таких дур, как ты! — И он ушел.
Амель растерянно смотрела ему вслед. Внезапно ощутив упадок сил, она оперлась о стену. Вот уже трое суток она не спала, боялась за себя и своих родителей. Даже переехала к Соне, чтобы скрыться от опасности. После прихода однажды вечером того человека она ни разу не видела, чтобы кто-то бродил возле ее дома. И все же она ощущала чье-то присутствие, за ней следили. Ей необходимо с кем-нибудь об этом поговорить. На мгновение Амель посетила мысль прийти в издательство и еще раз попытаться заставить Ружара выслушать ее. Или хотя бы поговорить с Клейном. Но она тут же отказалась от этой идеи. Так она добьется только одного: будет выглядеть еще более нелепо. Им обоим и дела до нее нет.
Никому больше нет до нее дела.
Ружар обнаружил Поля у себя в офисе, который он делил с четырьмя другими журналистами. Один из них был уже там, и, чтобы спокойно поговорить, двое заговорщиков направились к кофейному автомату.
— Так вот, существовал некий доверитель, действовавший от лица Общества оперативной обработки, управления и надзора, и теперь я знаю кое-что еще о получателях платежей. В частности, об одном из них, название которого чаще всего встречается в твоей распечатке.
— Кто это?
— «Некстстэп». Это некое товарищество, основанное на совместной деятельности участников, на английский манер. Конторы в Лондоне, а домицилирование [273] на Джерси. [274]
— Акционеры?
— Не известны… Пока.
Ружар в задумчивости покачал головой:
— А что именно они делают?
— Вот это как раз я могу тебе рассказать, они… — Поль не успел договорить.
У дверей редакции раздались взволнованные голоса, среди которых выделялся голос Мишеля Клейна. Послышались крики, звук отодвигаемых стульев. Оба журналиста устремились на шум, чтобы посмотреть, что происходит. Около двух десятков мужчин в штатском и полицейские в форме осаждали помещение.
Обыск.
Ружар увидел, что директор издательства нервно беседует с какой-то худой невысокой черноволосой женщиной с суровыми манерами. Клейн сильно жестикулировал и, оглядываясь по сторонам, кричал об огласке. Когда их взгляды встретились, возникла секундная неловкость, затем он ткнул пальцем в сторону своего репортера.