Безусловно, это была пиар-акция комиссариата полиции и отдела пропаганды. Речи судей не представляли никакого интереса, поскольку в них не прозвучало ничего нового. Приятно возбуждающим оказалось лишь присутствие хмурого Понсо, офицера из оперативного отдела, с которым два месяца назад Акрут познакомил Ружара. После того первого знакомства журналист неоднократно искал встречи с офицером полиции, но безуспешно.
Не могло быть и речи упустить его сегодня.
После пресс-конференции журналисты последовали за полицейским и на улице подошли к нему. Увидев их, он не выразил ни малейшей радости и продолжил свой путь.
— Эти пресс-конференции — чистый блеф. Потерянное время, вы не находите? — На наживку Ружара не последовало никакой реакции. — Сегодня утром они не сообщили нам ничего особенного. Люди, которых арестовали, — это что, салафисты-джихадисты?
— Они все джихадисты.
Амель решила вмешаться в разговор:
— Я думала, в салафизме существует разница между «джихадистами» и «шейхистами».
Оперативник обернулся к журналистке и смерил ее суровым и многозначительным взглядом:
— Теоретически да. Практически что в лоб, что по лбу, никакой разницы.
— А как тогда назвать этих? — Ружар снова взял инициативу в свои руки.
— Убогие.
— Нет, так написать я не могу.
— Изворачивайтесь как хотите. В любом случае к чему мне сообщать вам все эти подробности, вы ведь вечно все упрощаете.
Журналист, и глазом не моргнув, проглотил упрек.
— Они алжирцы?
— Да, по большей части.
— Салафистская группа проповеди и джихада?
Понсо выдержал небольшую паузу, взглянул на журналиста, кивнул и ускорил шаг.
Снова заговорила Амель:
— Мы слышали, что это движение пустило корни в столице, а именно в девятнадцатом и особенно в двадцатом округе. Можете ли вы подтвердить эту информацию?
Лицо офицера-оперативника чуть заметно дрогнуло. Он ничего не ответил.
Ружар выложил свой главный козырь:
— Что вы можете сообщить нам в связи с недавней смертью молодого обращенного по имени Лоран Сесийон, он же Джафар? Имел ли он какое-либо отношение к личностям, задержанным на прошлой неделе? Является ли его кончина…
Понсо снова остановился. Он с трудом сдерживался:
— Кто вам рассказал про этого парня?
— Профессиональная тайна. Но мы ведь можем помочь друг другу, верно?
Ружар решил, что попал в яблочко. Прежде чем ответить, офицер на несколько секунд задумался.
— Нет, не можем. Сесийона насмерть забили бездомные. Именно так он умер, и точка. Ошибка исключается.
— Вам известно, кому поручено следствие?
Никакого ответа.
— Можно ли сказать, что его деятельность косвенно или прямо была связана с деятельностью некоего Шарля Стейнера? — Вмешательство Амель резко пресекло попытку Понсо уйти. Похоже, он был по-настоящему удивлен.
За его спиной сердито хмурился Ружар.
Оперативник обернулся к нему:
— Что там еще со Стейнером?
Журналист пожал плечами:
— Баш на баш.
— Один совет, Ружар, если позволите. Избегайте слишком принюхиваться к некоторым задницам. И не слишком разгуливайте в некоторых кварталах. Ваша аккредитация — недостаточная защита от всего этого люда. Один раз вам повезло, но, возможно, больше это не повторится.
— Это два.
— Что «два»?
— Два совета.
Понсо рассмеялся и, не прощаясь, пошел к ожидавшему его неподалеку автомобилю, где сидели еще трое полицейских. Машина тронулась.
Как только они отъехали, Ружара прорвало:
— Мать твою, надо было тебе заговорить с ним про Стейнера!
На его крики обернулись некоторые прохожие, Амель отступила на шаг и стала оправдываться:
— Он ведь является частью нашего расследования, разве не так? Вы же об этом с ним разговаривали.
— А ты-то что о нем вспомнила? Тогда разговор шел в другом контексте. С чего ты взяла, что я ничего не сказал про Хаммуда?
— Во всяком случае он отреагировал.
— О да, отреагировал. Но мы не знаем, что теперь будет. Мы уже получили все, что надо.
— И что же?
— Его ответ относительно Лорана Сесийона пролил достаточно света на это дело. И потом, черт побери, у меня есть другие источники! Мажур, парень из Центра координации борьбы с терроризмом, признался мне, что история с Хаммудом их уже достала. И она достает их даже больше, чем нам известно. Его и его начальников, и, вероятно, ребят вроде Понсо тоже. Теперь, похоже, было бы лучше не тянуть резину и не пренебрегать нашей собственной работой, а? — Казалось, он успокоился, как вдруг на него снова нашло: — Мать твою так! Если этот чертов сыщик знает кого-нибудь из наших коллег, он, возможно, что-то им выдаст!
Амель взглянула на Ружара с некоторым отвращением. Журналист показался ей капризным ребенком, у которого отобрали игрушку. Она перешла в контрнаступление:
— Ну ладно, возможно, он что-то расскажет. Не знаю, как тебя, но меня смущает не это, а его завуалированные угрозы. У меня нет никакого желания иметь неприятности.
— Я же говорил, хочешь спокойной жизни — меняй работу.
Ружар пошел в сторону площади Сен-Мишель.
Молодая женщина последовала за ним на некотором расстоянии, надеясь переждать грозу.
Через несколько минут журналист остановился, чтобы подождать ее.
— Ладно, во всяком случае не все потеряно. Наша работа стесняет их: уже хорошо. К тому же он сообщил нам одну вещь. — Обняв Амель за плечи, он поцеловал ее в висок.
— Какую?
— Ему явно известно, что в пятницу я был в двадцатом округе. У них там есть информаторы или даже группы наблюдения. Их это местечко тоже интересует. — Пауза, несколько шагов. — Резюмируем, что известно нам. Хорошо информированный источник осведомляет нас об одном ветеране секретных служб, одном теневом финансисте, обслуживающем террористов со Среднего Востока, и об одном рядовом воине исламистов. Судя по всему, наш источник намекает на связи между этими тремя фигурами. Нам удается уточнить, что по меньшей мере между двумя из них, исламистами, существует связь через имама мечети в двадцатом округе. — Пауза. — Кроме того, есть основания полагать, что, будучи связаны, эти трое, безусловно, не принадлежат к одному лагерю…
— Да. А если пойти немного дальше, учитывая прошлое Стейнера, я бы скорее считала, что он действует против двух других.
— Наши мысли сходятся.
Они продолжили прогулку.