Отчасти Берт ее понимал. Повседневная рутина съедала все силы, и необходимо было отыскать возможности их восстановления. Но раньше лучшим способом для этого было время, проведенное вместе. Чтобы жизнь наладилась, им нужно было просто побыть вдвоем. Теперь все изменилось, и Берт никак не мог к этому привыкнуть. Было больно и обидно.
Они с Марго сидели в патио с бокалами красного вина. Кто-то из соседей устроил пикник — пахло углем и жареным мясом. Соседи справа тоже сидели в саду, тихо беседуя. Из открытой двери у соседей слева доносились звуки работающего телевизора — там смотрели какой-то вестерн.
Берт вспомнил поместье Имке Тальхайм. Если она сейчас сидела во дворе, то единственным звуком, который касался ее слуха, был стрекот кузнечиков. Он виновато покосился на Марго.
Марго читала журнал по садоводству. Дабы почерпнуть идеи, как она говорила. Берт представить себе не мог Имке Тальхайм за подобным занятием. Он не увидел никаких «идей», когда приезжал к ней — настолько там было все нетронуто и естественно.
— Как работа? — спросила Марго, прерывая его мысли.
Берт внутренне сосредоточился. И напомнил себе, что недомолвки являются ранними предвестниками измены.
— Плохо. Мы топчемся на месте.
Марго опустила журнал и посмотрела на него. Терпеливо, без интереса. Так ему показалось. Наверное, у нее было четкое представление о том, какой должна быть жена полицейского. Ему вдруг расхотелось рассказывать о своих делах. Он встал и пошел к себе, чтобы взять дневник Каро. Когда он вернулся, Марго со своим журналом и бокалом вина уже ушла в дом. Не иначе обиделась на его молчание.
Он перелистал страницы дневника, который знал уже почти наизусть. Иногда его посещало чувство неловкости — ведь он читал личные записи, не предназначавшиеся для чужих глаз. Как будто тайком.
Каро писала кратко, сжато, не вдаваясь в подробные описания событий. Каждая запись была весомой и законченной, а слова — точны и тщательно подобраны. Целый час он перечитывал дневник. Затем снова взглянул на список сборщиков клубники. Колонка ничего не значащих имен. Надо поручить кому-нибудь ими заняться, чтобы выяснить, почему они так поспешно сбежали. Впрочем, у них, скорее всего, обострилась аллергия на полицейских, ведь многие сезонные рабочие так или иначе нарушают закон. Например, имеют просроченные документы. Жаль, что во время первых встреч Берт не сумел четко дать им понять, что его подобные нарушения не интересуют.
Затем он перечитал несколько стихотворений Каро, но, конечно, гениальная догадка его не осенила. А ведь где-то среди ее образов скрывался ответ — он был в этом уверен. Он со вздохом запустил руки в волосы и сидел так некоторое время, задумавшись.
Когда он вернулся в дом, бутылка вина была пуста и все огни потушены. Марго, судя по всему, пошла спать. Хорошо, отчего-то подумал он, собирая свои вещи и чувствуя, как ему плохо, холодно и пусто.
Ничего. Никто, кроме Аниты, не видел Каро с этим мужчиной. Проклятье! Усталые и разочарованные, мы с Мерли всю дорогу до дому и словом не обмолвились.
Кошки бросились к нам, прося еды. Это был добрый знак того, что они нас признали. Теперь можно оставлять дверь ванной открытой, чтобы они могли обследовать пространство квартиры, когда захотят. Мы накормили их, а сами сели на кухне, уныло попивая чай.
— Может быть, комиссар прав, — сказала Мерли, — не стоит нам соваться в это дело.
— Ерунда. Полиции тогда тоже не стоит соваться, они ведь пока ничего не нашли. Сложный случай.
Да, ну а мы что нашли? Стихи Каро, черный платок, засушенный белый цветок. Мы получили от Аниты описание человека, приходившего с Каро в кафе. Негусто. С тем же успехом мы могли бы строить свое расследование, опираясь на летучий аромат духов или лосьона после бритья — только что он был здесь и вдруг исчез.
— Не знаю, — поморщилась Мерли, — со мной что-то странное. Я боюсь.
— Боишься? Чего?
— Понятия не имею. Я чувствую какой-то смутный страх. А ты?
— А я чувствую смертельную усталость. А от этого бывают глюки. Так что идем лучше спать.
— Хорошая идея. — Мерли встала и поставила чашки в раковину. — Утро вечера мудренее.
Это была любимая поговорка моей бабушки. Я и не думала, что Мерли размышляет в том же ключе.
Упав на кровать, я едва успела выключить свет, как тут же уснула. Ночью я проснулась от каких-то шорохов в квартире. Кошки, наверное, решила я, поворачиваясь на другой бок. Придется привыкать, что теперь в квартире нас четверо.
Кошки напугали его. Он не ожидал. Сначала обмер, решив, что на кухне возится кто-то из девочек, но тут мимо прошмыгнула одна серая тень, за ней вторая. Хорошо еще, что они не завели собаку. Тогда ему точно был бы конец.
Он и сам не знал, что привело его сюда. Каро сделала для него дубликат ключа. Он не просил, но она чуть не силой впихнула ему этот ключ. На всякий случай, мол.
И вот он пришел.
Он стоял на кухне, впитывая атмосферу, как раньше. В слабом свете уличного фонаря, проникавшего через окно, он видел очертания предметов. Что он здесь делает? Сумасшедший.
Он бесшумно прошел по коридору и открыл дверь в комнату Каро. Они оставили все, как было. Он сел на кровать и провел рукой по одеялу. Наверное, он пришел проститься. Наконец-то.
Никогда прежде это не давалось ему так тяжело.
Они снова отослали слесаря! Новый замок им, мол, ни к чему! Это, мол, ошибка. Так слесарь и передал Имке. Он, впрочем, не возражал, поскольку она заплатила ему за выезды. Имке была вне себя. Какая глупость с их стороны! Или они нарочно хотят приманить убийцу? Приглашают его к себе в квартиру?
Нет, это все ее фантазии. Она вышла в сад. Надо чем-нибудь заняться — физический труд не даст ей сойти с ума. Имке посмотрела вокруг. Да, но с чего начинать? Она в нерешительности дошла до изгороди, за которой начиналось пастбище, и повернула обратно в дом.
Когда фрау Бергерхаузен уходила в отпуск, все блестело чистотой, а теперь все потускнело, померкло, как в доме, так и во дворе. Если только ей это не мерещилось, конечно.
Она сложила посуду, оставшуюся после завтрака, в посудомойку, протерла стол, выбросила в корзину старую газету, добавила к белью в стиральной машине грязную скатерть, засыпала порошок, выбрала программу и нажала кнопку «пуск». После чего поймала себя на мысли, что делает все автоматически, не задумываясь.
Когда зазвонил телефон, Имке была в подвале. Задыхаясь, она взбежала по лестнице и схватила трубку. Звонил Берт Мельциг.
— Я ездил к ним, — сообщил он. — Боюсь, что ничего не добился. Я серьезно поговорил с ними, оставил им свою визитку. Немного, в общем.
— Вы сделали все, что смогли. Спасибо вам.
Имке пожаловалась ему, что они выпроводили слесаря. Она не хотела делиться с ним своими страхами, но не сдержалась. Он слушал. Он это умел. У нее даже было ощущение, что он положил ей на голову свою большую ладонь и все будет снова хорошо.