Сон был необходим, чтобы держаться днем. Чтобы не вызывать подозрений. Копы уже шныряют по всей округе, допрашивают сезонных рабочих. И они теперь не скоро успокоятся.
Он повернулся на спину и заложил руки за голову.
Но они ничего не найдут. Они его не поймают. Где им… Он улыбнулся в темноту. И вскоре уснул.
После школы я прямиком отправилась домой, потому что мне было скучно сидеть в кафе вместе с моим физико-математическим классом. Мне вдруг пришла в голову мысль, что я слишком часто ищу развлечений там, где скучно. Я уже выросла из школы. Жаль, что осталась в одиннадцатом классе, и теперь мне придется учиться еще год. Расписание, контрольные, запах мела, пот, одни и те же лица… Надоело. Хотелось все бросить.
По утрам в школе была такая тоска, что я чуть не падала со стула.
Формулы, цифры, стихи, избитые истины. Шум. Толпа на школьном дворе. Духота. Не знаю, что за архитектор упражнял свой дурной вкус, составляя проект нашей школы. Он, наверное, сам никогда не ходил в школу. Жуткое здание из стекла и бетона, раскаленная печь летом и морозильник зимой. Понятно, что мне не улыбалось задерживаться там хоть на минуту.
По дороге я без видимой причины полчаса просидела в пробке. Повернув на Лессингштрассе, я обнаружила, что все парковочные места заняты. Чертыхаясь, я кружила по кварталу, пока кто-то не уехал и мне не удалось втиснуть свой «рено».
На лестнице меня встретила потрясающая смесь ароматов капусты, кофе и жареного бекона. Я поспешила распахнуть единственное лестничное окно, зная, что, едва войду в свою квартиру, соседи обязательно снова его захлопнут.
«Эту жизнь ты выбрала сама, — думала я, поднимаясь наверх, — ты этого хотела».
На мельнице был кондиционер. Летом в комнатах всегда царила освежающая прохлада, а зимой — приятное тепло. Там не было обшарпанных ступеней, чахлых цветов в горшках на окнах, велосипедов и детских колясок в коридоре и неприличных надписей на стенах. Например, последняя была с претензией на оригинальность: «Дева Мария, ты зачала без греха, научи нас, как грешить без зачатия!»
Кто-то пытался ее стереть, но буквы не поддавались, глубоко выцарапанные в краске. Что ж, эта надпись дождется того времени, когда лестницу будут перекрашивать.
— Есть дома кто-нибудь?
Как я и ожидала, ответа не последовало. Бросив сумку у себя в комнате, я пошла в ванную. Собралась было усесться на унитаз, но вовремя заметила, что сиденье поднято. Приятели Мерли считали, что опускать сиденье — ниже их достоинства. В отношении парней у нее был довольно примитивный вкус. При всей своей независимости она обожала властных самцов. Презирала себя за это, но ничего не могла с собой поделать. Впрочем, у меня не создавалось впечатления, что она предпринимала серьезные попытки.
На кухне, как всегда, был бардак. Мы все любили поспать и потому выбегали из дома в страшной спешке, не успевая ничего прибрать после завтрака. Это меня нисколько не волновало, если бы не тот факт, что убирать приходилось мне, поскольку я первой возвращалась из школы.
Днем Мерли подрабатывала в пиццерии «У Клаудио», где ей поручали либо развозить заказы, либо помогать на кухне. Каро была слишком занята своим бойфрендом Гилом, и мы ее почти не видели.
Как бы я ни устала и ни проголодалась, ненавижу есть среди грязных тарелок и потому волей-неволей должна была убирать со стола.
Мерли по утрам обыкновенно ела мюсли, куда добавляла тертое яблоко, банан и выжимала половину лимона. Я выбросила фруктовую кожуру в ведро, очистила терку от остатков яблока и положила ее и лимоновыжималку отмокать в горячей воде.
Каро пила какао и ела тост с ветчиной и яйцом всмятку. От ее завтрака остались скорлупа и густая россыпь крошек на столе и даже на полу, хрустевших у меня под ногами. Пленка какао в ее чашке напомнила мне кожу на шее моей бабушки. Мне даже стало стыдно: я сто лет не звонила бабушке.
Сама я любила за завтраком выпить чаю с хрустящим финским хлебцем и сыром. Поскольку утром потратила лишних пять минут на поиски учебника, которого не было на месте, я не успела убрать нарезанный сыр в холодильник. За пять с лишним часов сырные ломтики стали прозрачными и начали скручиваться по краям. Такой сыр не годился даже для запекания, оставалось лишь выбросить его в ведро.
Я не уставала благодарить Бога за нашу посудомоечную машину, которую мы после долгих дискуссий купили с рук пару месяцев назад. Загрузив в нее грязные тарелки, я протерла стол, подмела крошки на полу, после чего наша кухня приобрела вполне достойный вид.
Когда я готовила себе яичницу с грибами и помидорами, в кухню ввалилась Каро.
— Ага, — произнесла я не без раздражения, — крысы чуют запах съестного.
Каро уставилась на меня пустым взглядом.
— Могла бы прийти пораньше и помочь мне убраться.
Каро зевнула и провела рукой по спутанным волосам. Подошла к холодильнику. Открыла дверцу. Достала йогурт. Нашла ложку. Села за стол рядом со мной. Все как в замедленной съемке.
На ней была самая короткая из ее юбок, майка без рукавов, а поверх — моя любимая серая льняная блузка. Каро ни за что не соглашалась дать мне ее поносить, потому что сама с ней не расставалась.
— У меня был гость, — сообщила она.
— То есть ты прогуляла школу?
В последнее время Каро редко появлялась в школе. Порой ей не хотелось вставать. Иногда она выходила из дому, но тут же поворачивала обратно. Удивительно, что при таком отношении ее до сих пор не вышвырнули вон.
— Ты говоришь как моя мать, — поморщилась Каро, принимаясь за йогурт.
— Гость? — переспросила я. — Я его знаю?
— Нет.
— Да ну?
Она пожала плечами.
Значит, с Гилом в очередной раз все кончено. Я раскрыла книгу, лежавшую у моей тарелки. Если ей не хочется рассказывать, то я не стану навязываться. Мне и самой хотелось покоя. Утро прошло на нервах. Шесть долгих, серых, потерянных часов… И кто мне их вернет?
Каро возилась с кофеваркой, которую нам подарила моя мать, когда мы въехали сюда.
— Хочешь кофе?
Я покачала головой, указала на чашку с чаем.
Каро сделала себе эспрессо и снова села к столу. Когда она протянула руку к сахарнице, рукав блузки приподнялся, и я увидела на ее запястье уродливую красную отметину.
— Каро…
Она быстро одернула рукав.
Давно с ней этого не было. Опять принялась за старое. Но почему?
— Хочешь об этом поговорить?
— Нет.
— Но если ты…
— Я все вам расскажу. По секрету. Честно.
Это мы уже проходили — пустые обещания. Каро нужно брать врасплох, чтобы сломить сопротивление. Лишь прижав ее к стене, можно узнать, в чем дело. Да и то не до конца. Каждый раз нам удавалось по капле выдавить из нее какое-нибудь признание. Таким образом мы и сложили пазл под названием «Каро». В семье у нее было неладно. Отец бил мать, а мать била ее и ее младшего брата Калле, который до сих пор жил с родителями. Они дрались с соседскими детьми. Прочный круг насилия, из которого ей никак не удавалось вырваться, и потому она вредила сама себе.