Квинтон Соумз, облеченный доверием офицер из личной охраны Караса Дурена, состоял на военной службе с двадцатилетнего возраста. Ничего другого он не знал и не умел – за исключением воровского ремесла. Когда в соседнем Рокое год тому назад началось строительство нового крыла дворца и были обнаружены древние развалины, он оказался в числе тех, кто составлял списки найденных артефактов. Конечно, в большинстве случаев это был просто хлам – гребни, щетки, обломки стекла, горшки… Но если люди с готовностью платили за подобную чепуху хорошие деньги, к чему бы он стал возражать? Кое-какие находки даже казались ценными, как, например, то странное кольцо, которое этим вечером он продал за шесть золотых крон. «Из-за его цвета, наверное», – решил Квинтон.
Находили они и части механизмов, которыми когда-то, должно быть, пользовались Древние, но никто во дворце понятия не имел, что эти штуки делали. Одно было совершенно ясно: король проявлял к этим механизмам большой интерес – просто маниакальный, по мнению Соумза. Уже несколько недель во дворце ходили слухи о странных занятиях, которым Карас Дурен предавался день за днем в древней библиотеке, которую они откопали. Ходили и другие слухи. Жуткие слухи о переговорах Дурена с орлоками.
Соумз невольно вздрогнул и еще раз взглянул назад. Поговаривали, что после тридцатилетнего отсутствия орлоки снова начали возвращаться. Даже закаленные в боях ветераны, которые в последней войне воевали с ними на одной стороне, бок о бок, говорили об этих существах только шепотом. Вдобавок ко всему прочему они, по слухам, были еще и людоедами. Сам Соумз видел их лишь раз, много лет тому назад, во время битвы при Ритибе. Мучнисто-белая кожа и растрепанные космы желтых волос… Нет, лучше их больше никогда не видеть! При воспоминании о том, как орлоки расправились там с людьми, у Соумза по всему телу ползли мурашки. Время от времени эти картины снова вставали в его воображении или наполняли его сны. Если только молва говорит правду, то король, должно быть, сошел с ума, если собирается о чем-то договариваться с этими тварями. А Дурен вовсе не дурак. На самом-то деле…
Соумз застыл на месте, услыхав, как позади подошва шаркнула о камень мостовой. Он быстро попятился в тень и прижался спиной к двери. Его правая рука легла на рукоять меча. Он стоял совершенно неподвижно, прислушиваясь.
Так прошла одна минута, затем две… Как ни напрягал он слух, кроме собственного дыхания Соумз не слышал ни звука. Пар, в который превращался выдыхаемый им воздух, плыл и исчезал во влажном мраке ночи. На улице все было совершенно тихо и неподвижно, – правда, за туманом немного было видно.
«Оно и к лучшему, – подумал он, – меня-то туман тоже прячет».
Он все еще стоял и выжидал, когда из прохода между домами вышла тощая кошка. Несколько мгновений они оба смотрели друг на друга; затем кошка повернулась, беззвучно пошла по улице и исчезла в тумане.
Соумз покачал головой: «Этот город начинает действовать мне на нервы».
Он выдохнул и отошел от двери. До рыночной площади оставалось не больше пяти кварталов, а там была конюшня, в которой ждала Соумза его лошадь.
Не успел он пройти квартал до конца, как снова услыхал слабые, шаркающие звуки, но теперь они доносились с обеих сторон улицы!
Соумз решил не заботиться больше о том, какое впечатление он производит, и ускорил шаг. Каждый удар его сапог по мостовой раздавался в его ушах неестественно громко. Пройдя футов пятьдесят, он вдруг остановился и резко обернулся. Сзади кто-то шептался! Сердце быстро забилось у него в груди, а на лбу, несмотря на холод, выступили крупные капли пота. Он с трудом сглотнул и пустился бежать.
Повернув за угол, Соумз снова услышал те же звуки – шарканье и шепот, – но гораздо ближе и яснее, чем раньше! В конце улицы он уже различал лавки и торговые ряды рынка на широкой площади.
Квинтон Соумз продолжал бежать.
Конюшня находилась с другой стороны набережной, рядом с портом. В эту минуту он был бы счастлив увидеть кого угодно, любое человеческое лицо, но он понимал, что в этот ночной час это мало вероятно. Детский страх перед чудовищами и демонами начинал возрождаться в его сознании. Туман вокруг все сгущался.
В окне одной из лавок слева что-то шевельнулось. Через мгновение он заметил какое-то движение и на другой стороне улицы. Соумз мог поклясться, что какую-то долю секунды видел пару светящихся глаз, следивших за ним из темноты. Он остановился так резко, что едва не упал на мокрые камни мостовой, но удержался и круто свернул в переулок. Сердце билось так, что ребрам было больно.
Переулок вился мимо старых домов с крохотными двориками, а потом снова выходил на одну из главных улиц. На расстоянии пятидесяти ярдов впереди Соумз уже видел зеленые ставни дома, в котором жил хозяин конюшни.
Удача пока что не изменила ему.
Быстро перебегая от двери к двери, Соумз у каждой из них останавливался, чтобы убедиться, что отделался от погони. Он задержался перед домом хозяина конюшни и заглянул в окно.
«Света нет. Пока все идет как нужно».
Он выхватил из-за пояса кинжал, ловким движением чутких пальцев приподнял запор двери и вошел в дом.
Прошло не меньше минуты, прежде чем он справился с дыханием, а глаза привыкли к темноте. Он был на кухне. На печи стоял медный чайник, а в дальнем углу небольшой стол и два стула. Пол из известняка не заскрипит под его ногами. Посреди комнаты находился большой разделочный стол для мяса, а на нем – плошка с персиками. Соумз рассеянно взял один и надкусил, потом подошел к окну и выглянул на улицу. Он был счастлив, что ему еще раз удалось убежать от патруля, но их настойчивость начинала надоедать. Он, конечно, умнее, чем эти усердные болваны.
Когда он удостоверится, что патруль удалился, он отопрет дверь, пройдет к своей лошади и еще до смены часовых успеет вернуться во дворец. В первый раз за последний час офицер позволил себе расслабиться и осмотрелся. Даже в темноте было ясно, что он находится в очень уютной комнатке. Когда-нибудь и у него будет точно такая. Он с нежностью ощупывал свои золотые монеты и раздумывал о том, что за жизнь он будет вести потом – вдали от армии, вдали от короля с его резкими сменами настроения. Тихую, спокойную жизнь…
Но домечтать до конца Соумзу так и не удалось. Окно кухни с грохотом распахнулось, осыпав его осколками стекла. Сильная рука схватила офицера за горло, приподняла над полом и потащила назад. Соумз отчаянно сопротивлялся, пытаясь разомкнуть пальцы, сжимавшие шею. Ужас охватил его; он пинал ногами во все стороны. Едва он попытался выхватить кинжал, как почувствовал, что его руки тоже зажаты, будто в тисках. Он выронил кошелек, и золотые монеты зазвенели по полу. Руки, державшие его, были чудовищно сильны – почти белые, совершенно безволосые… Пальцы, душившие его, ни на мгновение не ослабевали… Отчаяние охватило душу Соумза; он напрягал все силы, чтобы не потерять сознания, но все-таки делал еще попытки высвободить шею.
Помутившимися от боли глазами он увидел, как дверь кухни медленно отворилась. При слабом свете ближайшего уличного фонаря можно было, хоть и с трудом, различать предметы. Он попытался закричать, но воздуху в легких уже не хватало.