— Вы не слышали, о чем они говорили? — отчаянно спросила я, надеясь, что до нее долетела хотя бы одна фраза.
— Нет, я была очень занята. Мы сейчас пишем о подпаленных волосах, ходят слухи, будто у Кейт Босуорт загорелись накладные локоны во время съемок, и я пыталась выяснить…
— Да, понятно, — перебила я. — Но как это все выглядело?
— Он задавал вопросы, видимо, брал интервью, хотя уборщица редко отвечала, в основном говорил он сам. Ей явно было не по себе, она переминалась с ноги на ногу, так и не присела. Мне это показалось странным, именно поэтому я и обратила на них внимание.
Я вздохнула. Райан расспрашивал ее об убийстве или нет? Давно понятно, что Катя что-то недоговаривает. Может, Райан это тоже заметил и пытался вынудить ее довериться?
— Что-нибудь еще?
— Нет. Они не так уж и долго там простояли. Уборщица вернулась к лифту. Райан выключил свет и ушел.
— Вы сказали об этом полицейским?
— Нет, — удивилась она. — Их ничего подобного не интересовало. Они спросили, знала ли я, что он наркоман, и злился ли он когда-нибудь на Мону.
У меня голова шла кругом, пока я шагала вдоль по коридору. Надо встретиться с Катей и узнать, что она скрывает, во что посвятила Райана. Возможно, его смерть подтолкнет ее к откровенности. Опустившись за стол, я тотчас позвонила в бюро уборки и, уверив, что я не продюсер ни «Эксесс Голливуд», ни «Энтертейнментуикли», ни «Инсайдера», узнала, что Катя появляется каждый день в подвале в четыре часа.
Настало время для еще одной беседы, которую я весь день откладывала: с Хиллари. Мне неловко было к ней обращаться, но выбора не оставалось в свете того, что Джесси выяснила о ее странных передвижениях на барбекю. Нет ни малейшего шанса заставить ее признаться в том, что она заперла меня в сауне, но пусть хотя бы насторожится, пусть не думает, будто я ничего не понимаю. Может, это помешает ей впредь совершать подобные пакости.
— О чем ? — спросила Хиллари по телефону, когда я высказала желание с ней переговорить.
— Всего пара вопросов, — ответила я. — Пишу продолжение очерка про смерть Моны.
— Нельзя ли поконкретнее? Бейли, я уже рассказала тебе все, что мне известно о вечеринке, а сейчас я занята.
— О статьях без имен, — выпалила вдруг я, не выдавать же ей мои истинные намерения. — Хочу уточнить кое-что.
— Мы и об этом уже разговаривали.
— Всплыли новые факты. Это очень важно.
— Ладно, — недовольно согласилась Хиллари. — Заходи прямо сейчас.
Мне бы не помешал совет Джесси, как себя вести, но ее не было на месте. Придется думать самой, как справиться с Фашисткой. Когда я заглянула в кабинет Хиллари, та тихо сидела за столом и просматривала страничку записей корявым почерком. Однако у меня сложилось впечатление, будто она не читает, а дожидается моего прихода.
— Ужасно, что такое случилось с Райаном, — отметила она, как только я приземлилась в кресло напротив. — Ты знала, что он наркоман?
— Нет. А ты?
— Я?! — переспросила Хиллари, приложив руки к сердцу в фальшивом удивлении. — Откуда мне знать? Я же не сидела с ним рядом в отличие от некоторых.
— Зато у тебя уши как локаторы. От тебя ничего не утаить.
— Мило с твоей стороны так считать, — с сарказмом произнесла она. — Чем могу быть полезной? Повторюсь, у меня крайне мало времени.
— Почему Мона настаивала на издании статей без имен, несмотря на предупреждения адвоката?
Мне было все равно, что ответит Хиллари. Я всего лишь выжидала, чтобы не сразу свалить на нее подозрения.
Она убрала руки за спину, сцепила их и выгнула спину, изображая потягивание. Выпятила грудь прямо на меня. Откровенно говоря, я уже начала уставать от ее сисек.
— Их любят читатели. Им не важно, о ком идет речь, им нравится гадать, шевелить мозгами. Ты хотела поговорить о чем-то важном. Переходи к делу.
— Мне кажется, одна из таких статей, так и не опубликованная, привела к смерти Моны.
Блестящие губы моей собеседницы разомкнулись от удивления.
— О какой именно статье идет речь? — требовательно спросила она.
— У меня нет конкретных сведений. Я надеялась на тебя.
Извини, Бейли, — сказала Хиллари. — Знаю, в последнее время ты наш спецкорреспондент и Нэш дал тебе невероятной сложности задание, но есть и другие первостепенные вещи в «Клубничке», которые я не вправе обсуждать. Тем более если ты не можешь объяснить, какое это имеет отношение к смерти Моны.
— Тогда последний вопрос. Почему ты недолюбливаешь меня, Хиллари? Что я тебе сделала?
Хиллари втянула шею и косо на меня посмотрела, приподняв брови.
— Ты страдаешь паранойей? — ответила она. — Не пробовала обратиться к психиатру?
— Это как-то связано с Нэшем? — спросила я. — Ты неизменно раздражаешься, когда видишь нас рядом.
Мне хватило духа зайти так далеко, потому что с Хиллари нет смысла деликатничать.
— Возможно, это не паранойя, а самопоглощение? — продолжила она ехидно. — Уверяю тебя, Бейли, я думаю о тебе не чаще, чем о моей гигиенической прокладке.
— Правда?
— Правда.
— Тогда зачем ты сыграла надо мной злую шутку в субботу? С дверью в сауну?
— В сауну?! — озадаченно воскликнула она. — Понятия не имею, о чем ты.
— Брось, Хиллари. Не ты ли была в клубе Дикера? Вымокла до нитки?
— Раз тебе так уж надо знать, то да, я там была. Пыталась найти человека, который подвез бы меня до города. Кое-кто меня подвел, и не хотелось ехать со всеми в автобусе, там слишком укачивает. Ни в какую сауну я не заходила. А теперь не могла бы ты убраться из моего кабинета?
Когда я упомянула о сауне, на ее лице появилось откровенно озадаченное выражение. Видимо, Хиллари умеет лучше лгать, чем я о ней думала.
— Ладно, — сказала я. — Но знай, я держу тебя под прицелом.
Сердце бешено колотилось, когда я встала выходить. Направляясь к двери, подумала, не нападет ли она на меня сзади.
— Кстати, Бейли, — произнесла она, когда я уже шагнула в коридор, — что касается статей без имен, ты знала, что Мона собиралась опубликовать одну про Нэша?
Я вернулась.
— Что?
Мои мозги усиленно работали, чтобы переварить ее слова.
— Нам обеим нравится Нэш как начальник, верно? Но не будем скрывать, он неисправимый бабник. Оказывается, совсем недавно он увлекся замужней телеведущей. Как только Мона узнала об этом, она решила, что просто обязана написать статью. У той женщины семимесячный младенец, Бога ради. Из-за уважения к Нэшу Мона не собиралась упоминать конкретных персон.