Сунув снимки назад в папку, Лора вернула их Нику.
– Нет.
Вы не думаете, что все это стоит проверить?
– Я этого не говорила. Ты же знаешь, что больше всего на свете я хочу придушить Джейсона Гэмлина.
– Но вы их не возьмете?
Ник взял папку.
– Не могу, – покачала головой Дейли.
– Потому что он владелец газеты.
– Все гораздо сложнее, – опершись на стол, Дейли потерла глаза. – Я же тебе говорила, мы с Гэмлином знакомы не первый год.
– Вы его боитесь.
– Он знает о скелетах в шкафу, скажем так. Окажешь такому, как Гэмлин, пару услуг, и в итоге ты уже зависишь от него. Понимаешь, о чем я?
– Конечно, – кивнул Ник.
– Это может подождать до твоего возвращения. Как ты сам сказал, может, ничего тут и нет. Это же не улика. Но фотографии ты сохрани. Даже если я не смогу ими воспользоваться, нет никаких причин, по которым фрилансер, который официально не работает на газету, не может провести личное расследование. – Дейли покосилась на часы. – В котором часу у тебя самолет?
– Да, точно. Пора идти.
Генри Дин ворвался в магазинчик на пятой авеню в Манхэттене, вооруженный разбитой бутылкой, и напал на первого же подвернувшегося ему человека. Свидетели рассказывали, что Дин буквально изрезал женщину. Он действовал настолько стремительно, что невозможно было уловить движения его рук. Он отшвырнул жертву только тогда, когда кровь хлынула из ее перерезанного горла, а внутренности вывалились на пол. Потом он повернулся к продавцу и полоснул его по горлу, чуть не отрезав голову. Остальным трем посетителям магазина бежать было некуда. Все произошло так быстро, что они просто упали на колени и вжались в стены, ожидая смерти. Но нападение прекратилось так же резко, как и началось. Бросив разбитую бутылку, Дин подошел к прилавку и схватил черные очки. Не притронувшись к наличным в кассе, он просто вышел из магазина. Через пятнадцать минут полиция задержала его в квартале от места происшествия. Бездомный просил милостыню на перекрестке, с ног до головы покрытый засыхающей кровью своих жертв.
Ник думал, что увидит чудовище, но перед ним появился низенький жилистый мужчина с узким лицом и аккуратной копной каштановых волос. Из-под слишком большой тюремной робы выглядывала одежда нищего. Запястья и лодыжки бездомного были закреплены на стальном стуле, и он даже не пошевельнулся, когда Ник вошел в камеру на острове Райкерс [10] в Нью-Йорке. И глаз не поднял. У Ника сложилось впечатление, что заключенный пребывает в кататоническом ступоре.
– Генри, Генри Дин?
Мужчина не отвечал, и через некоторое время охранник, который привел сюда Ника, прервал интервью.
– Его осматривал врач? – поинтересовался Ник, выходя из камеры.
– Мне об этом ничего неизвестно, сэр, – пожал плечами охранник.
– И давно он так?
На этот вопрос охранник не ответил.
Уже через пару часов Ник был на Восемнадцатом шоссе в Висконсине, направляясь в Мэдисон. В аэропорту в Милуоки он арендовал белый «форд-таурус» и ехал теперь в Боскобельскую тюрьму.
Осеннее утро было ясным, вдоль шоссе тянулись золотистые деревья. Ник впервые вернулся в Висконсин, с тех пор как переехал с Сэмом в Сиэтл десять лет назад после смерти родителей. Впрочем, думал он не об этом. Свернув с Двенадцатого на Восемнадцатое шоссе, Ник никак не мог отделаться от какой-то неясной, но назойливой мысли. Что-то в облике Генри Дина его тревожило. Что-то Ник там заметил, в этой камере, но пока не мог понять, что именно.
Он подъехал к гигантскому бетонному зданию в Боскобеле около полудня. Какое-то время он сидел за рулем, осматривая эту тюрьму строгого режима. Атмосфера здесь была обманчиво мирной. Наконец, хлопнув дверцей арендованной машины, он вышел на недавно отстроенную парковку. В лицо ударил порыв холодного ветра, и Ник услышал голос по интеркому, отдававший команды за стенами тюрьмы. Кутаясь в куртку, репортер направился к входу.
Тюремный охранник, проводивший Ника в комнату для свиданий с заключенными, оказался удивительно говорливым.
– Сам-то я с ним не общался, – рассказывал он Нику, – но судя по тому, что говорят, никаких проблем с ним нет. Держится особняком, не шумит, на неприятности не нарывается.
– Расскажите мне о суде.
– Каком суде?
– Ну, вы же, наверное, слышали о нем по телевизору?
– Не было никакого суда. Уоррена признали виновным, вот и все.
– Понятно. – Ник попытался вспомнить статью. – Мне казалось, что после убийства были арестованы сыновья Гилбертов.
– К тому шло, – подтвердил охранник. – Полиция полагала, что мальчишки убили родителей, когда те спали. Как дети в Калифорнии, прикончившие отца с матерью ради наследства.
– Братья Менендез. [11]
– Да, точно, братья Менендез. Но этих мальчиков полиция не арестовала, до этого дело не дошло. Уоррена нашли спустя день-два на улице, он был в одежде жертвы.
– Он сознался?
– Этого не понадобилось, – покачал головой охранник. – В доме Гилбертов были обнаружены следы его крови. – Они как раз дошли до белой комнаты для свиданий, где были только стол и два металлических стула. – Уоррен будет в наручниках, и его прикуют к этому стулу.
Ник заметил, что стул, на который указывал охранник, был привинчен к полу, а по бокам выступали крепкие скобы, чтобы можно было закрепить наручники.
– Когда они говорят с адвокатами, мы им руки не сковываем. Ну, на тот случай, если нужно будет что-то подписать. С репортерами дело обстоит иначе. Мы оставим вас с ним наедине, чтобы вы могли поговорить, но руки закуем.
Через пару минут другой охранник ввел в комнату Джеймса Уоррена, Преступника подстригли, но Ник узнал человека, о котором он читал в Интернете. Двигался Уоррен так, будто его руки и ноги были сделаны из свинца и нужно было контролировать каждое движение в отдельности. Охранник усадил его на стул напротив Ника.
– Я буду прямо за дверью на тот случай, если понадоблюсь вам. Вы меня не увидите, а я вас не услышу, но буду следить за происходящим, – сказал он напоследок.
Когда дверь за охранником закрылась, ее стеклянная панель превратилась в зеркало, и Ник с удивлением отметил, какой у него встрепанный вид. Он сел на самолет до Нью-Йорка, не сменив одежду, и теперь на нем были те же джинсы и футболка, что и последние пару дней. Они с Джеймсом Уорреном вполне могли бы поменяться местами.