Келли вздохнул. Единственная проблема в том, что, когда он был востребован как журналист, бонусы вроде билетов на футбольный матч перепадали ему от случая к случаю и он был вполне счастлив поделиться ими в целях поддержания нужных связей. Но сейчас ему приходилось расплачиваться из собственного кармана.
И теперь, пока длилось то, что задумывалось как примерно восьмичасовое путешествие, а уже сейчас тянулось не менее трех часов, Келли всерьез задумывался: была ли покупка билетов на концерт популярной мальчиковой группы в Эксетере (для одиннадцатилетней внучки Джорджа, тинейджеры стали рано взрослеть) хоть наполовину стоящим вложением денег.
Поезд вроде бы вполне удачно прибыл через Северную Англию в Шотландию, но затем случилась двадцатиминутная остановка перед центральным вокзалом Глазго, причиной которой, как любезно объяснил охранник, было то, что поезд опаздывал, а следовательно, свободной платформы для него не было.
В Глазго шел сильный дождь. Боясь прийти к родителям Коннелли слишком поздно, Келли поспешил к выстроившимся в ряд такси. Там была большая очередь, возможно, как подумал Келли, из-за плохой погоды, и, к его огромному раздражению, прошло еще не менее пятнадцати минут, прежде чем он забрался на заднее сиденье такси. Водитель не проявил энтузиазма, когда Келли дал ему адрес Алана Коннелли, и после примерно двадцатипятиминутной поездки, когда они подъехали к району Бель-Вью, Келли стало понятно почему.
Бель-Вью было не очень подходящим названием для одного из самых мрачных районов, которые Келли когда-либо довелось видеть. [5]
Развалившийся серый комплекс – ряды непривлекательных особняков и многоквартирных домов – растянулся на довольно большой территории. Келли подумал, что это было построено в шестидесятых, в период развития строительства, который все, имевшие к нему какое-либо отношение, старались забыть. Перед особняками были маленькие садики, абсолютно неухоженные, а сдающиеся многоквартирники утопали в траве. Или, точнее, в том, что некогда было травой. Сломанных остовов кроватей, старых шин и скрученных остатков брошенных велосипедов, казалось, было больше, чем деревьев или цветов, а если какая-то трава там и росла, то она либо превратилась в высокие и дикие клочковидные заросли, либо, что встречалось чаще, стала пыльным серым газоном. Адрес семьи Коннелли был: площадь Первоцветов, 23. Пока такси везло Келли все дальше и дальше вглубь района, он обратил внимание на то, что каждая улица была названа в честь какого-либо цветка. Площадь Колокольчиков, переулок Гардении, перекресток Камелий и совершенно неухоженная улица, которая оказалась главной дорогой Бель-Вью – авеню Цветущих Вишен. Келли вяло спросил себя, действительно ли там когда-нибудь росли вишневые деревья. Если и так, то ни одно из них не выжило, это точно.
И Келли снова спросил себя, зачем он приехал в Глазго. Неудивительно, что юный Алан Коннелли был фантазером. Любому можно простить излишне развитое воображение, если каждый день он возвращается вот в такое место. Слова полковника Паркера-Брауна о молодом парне, настолько погруженном в мир своих безумных фантазий, что у него вряд ли были шансы на карьеру в армии и вообще на карьеру, теперь начинали приобретать смысл. И чем дальше он ехал, тем больший.
Когда они заехали на площадь Первоцветов, водитель до предела снизил скорость. Теперь они буквально ползли. Номер двадцать три был в дальнем конце улицы. Его сад был окружен высокой, аккуратно подстриженной живой изгородью, изящной и ярко-зеленой на фоне Бель-Вью, где мало кто обременял себя такими излишествами.
Келли сразу же понял, что в доме кто-то есть. Свет включен и наверху, и внизу, окно на верхнем этаже открыто, а открыв дверь такси, Келли услышал голоса. Хотя это мог быть и телевизор. Думая о том, что, возможно, он будет сожалеть об этом, Келли расплатился с таксистом, перешел тротуар, открыл свежеокрашенные белые ворота и пошел по короткой садовой тропинке.
Площадь Первоцветов была по крайней мере достаточно хорошо освещена, а огни внутри дома бросали дополнительный свет на сад. Келли хорошо были видны вокруг аккуратные квадраты травы, окаймленные ярким бордюром из зимних цветов, в основном анютиных глазок, и небольшие вкрапления осенних крокусов.
Он позвонил в блестящий медный звонок на темной, запачканной входной двери. И прождал довольно долго, пока мальчик лет четырнадцати или пятнадцати не подошел к ней. Келли подумал, что это наверняка младший брат Алана. У мальчика были красные глаза, взлохмаченные волосы и прыщавая кожа. Он выглядел так, будто только что плакал.
Келли почувствовал себя нежеланным гостем. Но это его не остановило. Школа Флит-стрит давала о себе знать. Он привык быть незваным гостем и вмешиваться в чужие дела.
– Привет, – сказал он. – Твои мама или папа дома?
Мальчик кивнул. Казалось, ему даже не было интересно, кто пришел.
– Папа, это к тебе, – крикнул он через плечо.
Невысокий, довольно стройный мужчина, которому на вид было около сорока пяти или ближе к пятидесяти, быстро подошел к двери. Казалось, он был в хорошей форме. И еще он был удивительно похож на Алана Коннелли.
– Привет, – снова сказал Келли, – меня зовут Джон Келли, я из Девона. Я пришел по поводу Алана.
Мужчина осмотрел его сверху донизу. Однако в его глазах было не больше интереса, чем у мальчика, который открыл дверь. И, как и мальчик, мужчина выглядел так, будто только что плакал.
– Вы из армии? – наконец спросил он. В его голосе чувствовался сильнейший шотландский акцент.
Келли проигнорировал вопрос.
– Я был с вашим сыном, – сказал он. – Я был с Аланом в ночь, когда он умер.
Коннелли подозрительно посмотрел на него:
– Он был один. Нам сказали, что он был один, когда погиб.
Келли кивнул:
– Это правда, он был один. Но случилось так, что я встретил его в пабе. Мы разговаривали, и кое-что из того, что он сказал, меня до сих пор очень беспокоит.
Келли увидел, что на лице мужчины промелькнул оттенок любопытства.
«У меня получилось, – подумал он. – У меня получилось».
– Проходите.
Келли зашел в прихожую и захлопнул за собой дверь. В его голове уже крутились некоторые мысли. Полковник Паркер-Браун сказал Карен, что отец Алана пьяница. Но мистер Коннелли не только был абсолютно трезв, но и ничто в его внешности или поведении не выдавало в нем алкоголика. Келли кое-что знал об алкоголизме.
Коннелли повел его в со вкусом отделанную и хорошо обставленную гостиную. Женщина со светлыми волосами сидела на диване. Келли подумал, что это, наверное, мать Алана. Она была симпатичной, но под глазами у нее темнели круги. И она была почти болезненно бледна. На коленях у женщины сидела девочка лет восьми и крепко обнимала ее. Келли выразил свое глубокое сочувствие и спросил имена родителей Коннелли. Мери и Нил.