– Я тут подумал, что ты… ау! – взвизгнул Бернхард. – Ничего, продолжай. Я подумал, что в отпуск ты можешь пойти в июле, недели на четыре. Так пойдет?
– Превосходно.
– А перед этим Хелену еще раз отпустят домой. На этот раз уже на сорок восемь часов. Было бы здорово перед ее приходом навести здесь полный порядок.
– А зачем? Она же все равно переставит все по-своему.
– И все же. В знак того, что ее здесь ждут.
– Меня очень удивляет, что Хелена так важна для тебя. И это после того, что она совершила. А ты никогда не боялся ее?
– Боялся?
Бернхард оторвал голову от спинки стула, и подушка упала на пол. Ивонн подняла подушку и снова положила ее мужчине под голову.
– А почему, собственно, я должен ее бояться?
– Потому что, судя по прочитанному мной в полицейском рапорте, у нее, похоже, просто ледяное спокойствие. Большинство женщин стали бы кричать и ругаться и наверняка швырять вещи. А она вместо этого на протяжении двух недель делала вид, будто ничего не произошло, а потом заколола свою соперницу ножом – одного только этого уже достаточно. Ты никогда прежде не думал о том, что такое может снова когда-нибудь повториться?
– Такое больше никогда не повторится, – резко возразил Бернхард.
Выпрямив спину так, что подушка снова повалилась на пол, он обернулся к Ивонн:
– Ты ошибаешься. Хелена – не какой-нибудь злобный монстр, скорее наоборот. Она – самый добросердечный и самоотверженный человек, которого я знаю!
Бернхард встал и недовольно посмотрел на Ивонн.
– Тогда почему же ты изменяешь ей?
– Изменяю?
– Насколько я помню, ты изменял ей на этом диване в прошлый четверг.
– Ах, секс!
При этом слове мужчина сплюнул с таким пренебрежением, словно речь шла о том, что уже давно набило ему оскомину.
– Это решительно ничего не значит. Есть еще кое-что, Нора, что имеет гораздо большее значение. Нечто более сильное, прекрасное и великое. Мне искренне тебя жаль, если ты не понимаешь того, что я имею в виду. Ты, наверное, никогда не испытывала в жизни ничего подобного.
Ивонн пожала плечами.
– Хорошо, я могу устроить генеральную уборку, если тебе это так важно, – сказала она равнодушно. – Но не лучше ли было бы вам вместе провести этот отпуск где-нибудь в другом месте? Сорок восемь часов – это ведь два дня. Вы же могли бы куда-нибудь поехать и снять себе домик. Вам бы ведь хотелось провести это время наедине, не так ли?
Бернхард кивнул и снова сел верхом на стул.
– Мы и в самом деле думали о том, чтобы снять дом. Что-то очень необычное, где Хелена бы смогла спокойно провести свой отпуск. Но он не должен находиться поблизости от нашего прежнего. Ничто не должно напоминать ей о случившемся. И только не на морском побережье. Может, в лесу. Это было бы неплохо, Нора, как ты думаешь: осенью – собирать грибы, зимой – кататься на лыжах. Это бы наверняка понравилось Хелене. На природе она всегда становилась другим человеком, более веселым и свободным. Наша дача в Эсе была для нее настоящим убежищем. Она часами могла бродить по берегу моря.
И ожесточившиеся поначалу черты лица Бернхарда опять стали мягкими и расплывчатыми. Он поднял подушку с пола, положил ее на спинку стула и прислонился к ней щекой.
– Знаешь, Бернхард, я много размышляла над этим, – задумчиво произнесла Ивонн и, набрав себе в ладонь масла, стала растирать его медленными движениями по всей спине мужчины. – Если вы так часто ездили туда зимой, почему же не вывозили мусор?
Бернхард был озадачен.
– Н-да, я даже не знаю. Этим всегда занималась Хелена.
– Но она четко сказала на допросе в полиции, что ей пришлось выбросить мусор в мусорный бак соседей, так как ваш мусор зимой не вывозили. Я нахожу это очень странным. Такая чистоплотная женщина, как Хелена, наверняка должна была позаботиться о том, чтобы весь мусор вывозился, не так ли? Ведь не везли же вы свой мусор домой?
– Нет, конечно же нет. А почему ты об этом спрашиваешь? Ах, Нора, это было прекрасно. У меня горит все тело.
– Мне бросилось в глаза то, что она сказала полиции, будто зимой у вас не вывозили мусор.
– Ну, если она так сказала, значит, все так и было. Я ничего об этом не знаю.
– Зато я знаю. Я позвонила в ту фирму, которая занимается вывозом мусора в Эсе.
Мужчина повернул голову и удивленно посмотрел на Ивонн, но она вернула его в прежнюю позу.
– Мне сказали, что зимой мусор у вас вывозят с 1997 года.
– Вот как?
– Следовательно, Хелене со своим мусорным пакетом незачем было идти к соседям. Довольно неприлично с ее стороны. И часто она так делала? Как– то это не вяжется с образом твоей жены, который сложился у меня в голове. И все же она это сделала, вместо того чтобы выбросить пакет в свой бак. Почему?
Бернхард не ответил. Мышцы его шеи напряглись под круговыми движениями больших пальцев Ивонн.
– А может, в этом пакете было то, чего полиция не должна была найти? Либо там отсутствовало что – то такое, что как раз и должно было там находиться? Остатки пищи, к примеру?
– К чему ты ведешь?
– Я просто спрашиваю, – мягко ответила Ивонн. – Кстати, именно это и должна была делать полиция. А эти вопросы, что я задаю сама себе, должны были задать и полицейские. И даже Хелена. Но нигде в материалах допросов нет ничего подобного. Эти допросы кажутся совершенно формальными. Словно от признания Хелены помутилось их зоркое зрение и они лишились своего острого чутья. Полицейские не моргнув глазом оставили без внимания те противоречия, которые должны были бы вызвать у них подозрения.
– Нора, что ты имеешь в виду? Что это за противоречия такие?
Ивонн ответила не сразу, водя кончиками пальцев по кругу от его висков вниз до самых челюстей.
– А массаж тебе действительно очень нужен. Твое лицо ужасно перекосилось. У тебя, случайно, не болит голова, когда ты напрягаешь челюстные мышцы?
– Что это за противоречия такие?
– Ну, почему, к примеру, Хелена два-три часа занималась мытьем посуды и уборкой после того, как убила твою любовницу. Если, по ее словам, она не хотела уничтожать никакие улики, почему она затеяла эту уборку, а не позвонила сразу же в полицию?
– Ее просто одолевает мания чистоплотности. В таких случаях она не всегда ведет себя разумно. Возможно, ее поведение в твоих глазах выглядит несколько странно, мне же это кажется вполне объяснимым. Она хотела уборкой заглушить свой страх. Когда Хелену что – то беспокоит, она начинает все разбирать, точно так же, как другие, к примеру, грызут ногти или курят.
– Или занимаются сексом. Да, возможно, с психологической точки зрения это объяснение вполне приемлемо. Тогда все равно остается один вполне рациональный вопрос: как она могла отмыть до блеска весь дом запачканными кровью руками и в окровавленной одежде, но руки остались в крови, и она тем не менее не оставила после себя ни единого пятнышка крови?