Философия «Гудлайф» научила ее думать о доходах и измерять их не цифрами, что стоят на долларовых бумажках, а тем, что на эти доллары можно приобрести. Она думала о том, что можно будет оплатить обучение Брука в колледже, о будущем Брука. Она думала о том, что можно будет возобновить лечение Тиффани. Она думала о том, насколько легче станет ее замужняя жизнь, все прожитые годы — двадцать пять лет! — тяжко обремененная долгами. Коллин свернула за угол Карнеги-лейн и легко побежала вверх по склону небольшого холма.
Угловые участки на дороге номер 401 были благоустроены в «натуральном» стиле: ограду из кедровых планок увивал плющ, густые кусты живой изгороди буйно разрослись. Когда Коллин подбегала к вершине холма, шум машин с главной дороги был почти не слышен — его заглушало непрерывное журчание воды из автоматических дождевателей. Лучи низкого еще солнца нащупывали путь сквозь гущу деревьев, пронизывали туманную морось, поднимавшуюся из отверстий невидимых, спрятанных в зеленом ковре травы дождевателей, и перекидывали радуги над свежим асфальтом вьющегося по холму переулка. Вот это был вид!
Коллин проверила время — 7.19. Тео рассчитал, что до начала подъездной аллеи ей понадобится шесть минут, и по ее собственным расчетам — один поворот дороги прямо перед ней, а потом еще один — точно так и должно получиться. Она побежала дальше вдоль тротуара, огибая полукружия воды, брызгавшей за бордюр.
Большинство домов на Карнеги-лейн были невидимы с улицы. Длинные подъездные аллеи вились под деревьями, которые казались подлинными — не высаженными специально, а теми, что росли здесь еще до того, как были построены дома. Через несколько недель, когда их листва станет гуще, дома совершенно скроются от чужих глаз за этими естественными кронами — так уютно, так интимно…
Она увидела ящик для писем с синим флагом на красновато-коричневом фоне. Очень простой, хороший вкус. Столбик из красного кедра обвивает вьющаяся роза. Коллин заметила свежую газету у въезда на аллею и замедлила бег. Сделала глубокий вдох и остановилась, будто у нее свело мышцы бедра. Она стояла на подъездной аллее, в двух шагах от въезда, словно боялась, что какая-нибудь машина, мчащаяся у самой обочины — кто-нибудь, опаздывающий на работу, — может ее задеть. В этом случае даже не нарушаются права собственности. Тридцать три фута от середины проезжей части принадлежат городу. Это Тео ей объяснил, и теперь она слышала его успокаивающий голос. Она подтянула щиколотку к заду, уверенно стоя на одной ноге рядом со свернутой в рулончик газетой.
Однако теперь у нее и в самом деле свело ногу. Спазм был такой сильный, что ногу затрясло. Коллин опустила ногу на землю, но боль пронзила бедро от колена до таза. Бег трусцой по тихой улице в свободной стране. Задача у нее была — проще некуда: отбросить газету ногой на другую сторону аллеи. Там рулончик и угнездился в завитке английского плюща, обрамляющего клумбу с розами.
Готово.
Коллин снова бежала трусцой вверх по Карнеги-лейн, но спазм в бедре все не проходил. Она пыталась бежать через боль, преодолеть ее с помощью бега, но ровного шага не получалось, нога как-то выбрыкивала от бедра в сторону… Как раз в этот момент она бросила взгляд направо, за группку сосен — ее внимание привлекли две белые березы — и заметила сквозь листву какой-то отблеск: женщина в купальном халате ярко-синего цвета держала в руке шланг, из которого тонкой струйкой текла вода, и женщина эта смотрела прямо на Коллин. Полсекунды — и она снова скрылась за деревьями.
Коллин побежала быстрее и бежала так, пока не достигла глухого конца переулка. Спазм прошел. Она повернулась и снова пробежала трусцой мимо того дома, на этот раз по противоположной стороне улицы, глядя сквозь деревья налево. Когда ей удалось мельком увидеть крыльцо, там уже никого не было.
Она пробежала мимо теннисных кортов. Изнутри фургона Тео сказал ей:
— Опоздала на две минуты.
— Извини. У меня ногу свело.
Она села на край ящика, натянула серый комбинезон поверх розового тренировочного костюма. Тео открыл задние двери и уложил ковролин так, что рулон торчал из дверей, с конца его свисал красный флажок. Затем Тео закрыл двери, плотно прижав створки к ковролину, и закрепил их шнуром.
Коллин завела двигатель, не торопясь спустилась через парк мимо теннисных кортов и, прибавив газу, включилась в поток машин на дороге номер 401; затем быстро свернула налево, в Карнеги-лейн. Теперь она сбавила обороты, фургон медленно поднимался по склону холма — почти на той же скорости, с какой она бежала здесь трусцой. Когда проезжали мимо того дома, она попыталась не смотреть в ту сторону, но не смогла удержаться. Глядя сквозь деревья, она стремилась отыскать хотя бы малейший признак жизни. Все, что ей удалось разглядеть, это секундный отблеск солнца, серебром отразившийся от водяных струй, сбегающих по ступеням крыльца.
Коллин сделала петлю в глухом конце переулка и остановила фургон на полпути к красновато-коричневому ящику для писем. Отсюда ей был виден конец подъездной аллеи и хотя и с трудом, но можно было разглядеть двери гаража. Она выключила двигатель.
На сиденье рядом с ней лежали газета «Ашертон газет» и пакет из булочной «Пончики Данкина» — кофе и плетенка с корицей.
— Все что хочешь! — Голос Тео, тихий и очень близкий, словно ночной разговор в постели. Он все еще сидел, скорчившись, позади, держа одеяло наготове — набросить на себя, если вдруг кто подойдет.
— Ничего не хочу! — ответила она, заглядывая в пакет. Плетенка была наполовину съедена, кофе наполовину выпит. Она вздохнула с облегчением: казалось, у нее в желудке летают, мечутся бабочки.
Коллин положила газету на руль, поставила термос с кофе в гнездо под приборной панелью и положила печенье на выдвижной поднос над радиоприемником. «Да просто пытаюсь убить время до восьмичасовой укладки, — принялась репетировать она, повторяя слова в уме. — О да. Он легко укладывается. Мы запросто управимся за час, это самое большее. Это хорошая работа. Надежная, постоянная». У конца подъездной аллеи не было ни малейшего движения. Она взглянула на часы — 7.40. Двери должны раскрыться с минуты на минуту. Ей надо произнести все это совершенно обычным тоном. Пофлиртовать. Но никакой полиции, конечно, не будет, все это просто запасной вариант. Кофе и газета — бутафория, этот сценарий — на тот невероятный случай, если полиции вздумается объезжать Карнеги-лейн и они остановятся, чтобы задать ей какие-то вопросы. Но ведь Тео все очень хорошо проработал. Ничего такого не случится — он ей твердо обещал.
И Коллин снова повторила в уме слова «до восьмичасовой укладки», стараясь представить, как звучит ее голос, сделать его естественным. Но, пытаясь их произнести, она слышала лишь голос Тео, показывавшего ей, как это надо сказать, когда они лежали в постели в своей мрачной и пыльной спальне, в той самой комнате, где Тео спал еще мальчишкой, под самой крышей дряхлого дома его родителей.
Стона опаздывал. Он провел слишком много времени, разбираясь с новыми корабельными часами. Но до чего же хороши! Можно лишить моряка моря, но невозможно лишить его… и так далее и тому подобное. Замечательно придумано! Корабельные часы для домашнего обихода.