— Мы все должны быть благодарны бдительным гражданам, но в данном случае это неверная интерпретация событий.
Маккинзи усмехается.
— Она пряталась под столом в темноте, да еще и с фонарем!
— И это неудивительно, учитывая, что кто-то взломал дверь посреди ночи.
Маккинзи что-то бурчит.
— У нее были при себе какие-нибудь материалы из офиса? — задает вопрос Джон.
— Это не аргумент, и вы знаете об этом!
— Что она взяла из офиса?
Тот замешкался.
— Ничего.
А я ощущаю визитку Мелоди у себя на груди.
— Можно мне сказать?
— От тебя не требуется ничего говорить, — резко обрывает меня Джон. Он не хочет, чтобы у него вырвали победу.
Маккинзи смотрит на меня с неприкрытой враждебностью, и я с трудом выдерживаю этот взгляд. В последний раз, когда кто-то смотрел на меня так, это был учитель в школе. Я всегда была правильной девочкой и шла по жизни без конфликтов. Мне нравится делать приятное.
— Я звоню вашему мужу, посмотрим, что он скажет.
Он уходит, стукнув дверью.
— Здесь есть камеры слежения, Кейт, это если ты не знала. — Джон поднимает глаза на потолок. — И микрофоны.
Он улыбается. Я знаю, что он хочет сказать: «Сохраняй спокойствие, мы поговорим об этом, когда выйдем отсюда».
— И что теперь?
— Мы ждем. В полицейских участках часто приходится ждать.
Джон роется в кармане в поисках жвачки.
— Сейчас стало намного тяжелее из-за того, что не разрешают курить, — объясняет он.
Я тоже беру подушечку из маленькой бумажной пачки.
Через некоторое время возвращается Маккинзи. Снова этот враждебный взгляд в мою сторону.
— Он говорит, что вы страдаете бессонницей. Что вы часто что-нибудь вытворяете посреди ночи и что, наверное, забыли что-нибудь важное в офисе, когда были там в последний раз. — Он говорит это саркастичным голосом и, конечно же, не верит ни единому слову из того, что сказал ему Пол. — Все так отлично складывается, что даже не подкопаешься, правда, миссис Форман?
— Если у вас больше ничего нет к этой женщине, вы обязаны ее освободить.
Джон отодвигает свой стул — это сигнал, что все закончилось.
Маккинзи вынимает руки из карманов и судорожно упирается ими в бока. Даже не знаю, кого он больше презирает, меня или Джона, а может быть, нас двоих. Со мной в школе училось много детей полицейских. Их родители запомнились мне строгими и саркастичными, прямо как Маккинзи. Они неожиданно повышали голос почти до крика, если мы осмеливались прикоснуться к стерео в гостиной или порыться в их любимой коллекции музыки. Он ненавидит меня.
Джон стоит рядом, пока я подписываю кучу бумаг на высокой стойке, забираю свой фонарик, ключи от машины и мобильный телефон. Мы вместе выходим из участка через центральную дверь. Как раз начинает светать.
— Не знала, что ты заделался криминалистом.
— Это особый случай. Мы хотим избежать огласки.
— Мы?
Джон оценивающе смотрит на меня серыми глазами, его лицо ничего не выражает.
— Пол, мы, компания.
Он вытаскивает пачку сигарет, зажигает одну и удивленно смотрит, когда я забираю ее у него из рук и делаю глубокую затяжку. Потом зажигает еще одну для себя.
— То есть ты хочешь сказать, что всегда делаешь то, о чем просит Пол?
Сейчас, когда мы вышли оттуда, стыд нахлынул на меня вместе с первыми лучами солнца, и мой приступ гнева — своего рода мера самозащиты.
— Почему ты всегда пляшешь под его дудку?
Он сжимает правую ладонь и начинает рассматривать свои ногти, сигарета его торчит вверх. Между бровей появляется глубокая складка.
— Значит, вот как ты думаешь обо мне?
Джон из тех, кто отвечает вопросом на вопрос или не отвечает совсем. Как одно, так и другое раздражает меня. Я внимательно смотрю на своего зятя. Разница между тем, что я вижу и что слышала о нем на протяжении многих лет, просто разительная. Он на девять лет старше Пола, другое поколение. Он работал юристом в рекламном агентстве и однажды на приеме в Лос-Анджелесе в честь своего самого важного клиента устроил тридцатишестичасовой кутеж с раздеванием в бассейне отеля, где они остановились. Тогда он нырнул и ударился головой о дно, поэтому все закончилось в больнице. Придя в себя, первое, о чем он спросил, — это выиграли ли они сделку. Мне не довелось увидеть таких проявлений его неординарного характера. Образ Джона, выкрикивающего что-то на пляже «Венеция», блеск драгоценностей семьи Форманов, гости отеля, ныряющие за ним, просто не сочетаются у меня в голове. Мне не нравится быть в центре внимания, я не люблю, когда все глаза устремлены на меня.
— Что сказал тебе Пол, когда позвонил?
— Что Кейт чересчур взбудоражена.
Или Кейт почти добралась до правды. Представляю, что Пол наговорил Маккинзи. Он спас меня от обвинения в проникновении со взломом. Пол заступился за меня, как я заступилась за него. Услуга за услугу. Мы объединились против внешнего мира, но разрушили наш внутренний.
— Кейт, что ты там искала?
Джон выбрасывает окурок в водосток и становится передо мной. Его руки нервно подергиваются, но голос тих и спокоен.
— В лабиринте вы с Полом говорили о том, что Мелоди что-то не подписала. Я хочу знать, что именно.
Джон хмурит брови.
— И поэтому ты проникла в офис? Ты и вправду чересчур взбудоражена. — Взглянув в мое каменное лицо, он смягчается. — Она так и не подписала контракт по «Криминальному времени». — Он поднимает руку вверх, чтобы я не задавала больше вопросов. — Я знаю, что это шоу уже несколько месяцев в эфире. По поводу вещания в Британии у нас разногласий не было, а вот насчет продаж в европейские страны… — Он останавливается. — Там все сложно. Технически теперь Форвуд волен продавать идею по всему миру. К сожалению, сейчас все это выглядит как мотив и может не очень хорошо отразиться на нашей репутации. — Джон вытряхивает из кармана какой-то мусор. Такое чувство, что он сам себе противен. — Почему ты просто не спросила обо всем у Пола?
— У него был роман с Мелоди?
На секунду лицо Джона перекосилось. Но потом он приходит в себя. У него начинает пульсировать вена на виске.
— Ты что, думаешь, это он убил Мелоди?
Я уже открываю рот, чтобы ответить, но дверь участка резко распахивается и появляется разъяренный Маккинзи. Мы с Джоном сворачиваем за угол.
— Ответ за ответ.
Я быстро иду вперед, не закончив разговор.
— Кейт! — кричит мне в след Джон, но я не останавливаюсь. Через сто метров я не выдерживаю и оглядываюсь. Он по-прежнему стоит на месте и провожает меня взглядом. Но не идет за мной.