— Эй? — неуверенно окликает Элоида и нерешительно идет по церкви. Она пытается привыкнуть к полумраку после яркого дневного света снаружи. — Эй? — на этот раз она говорит громче.
Кроме нее больше никто не появляется, поэтому я продвигаюсь к центральному проходу. Она замечает меня и идет в мою сторону, а через секунду мы уже сидим рядом в пустой церкви.
— О тебе говорит весь город, — произносит Элоида шепотом из уважения к месту, в котором мы находимся.
— Я от этого не в восторге, — шепчу я в ответ.
Она поправляет юбку на коленях.
— То видео — просто супер. Ты рисковала, связываясь со мной. Почему ты думаешь, что я не пойду в полицию?
— Я так не думаю.
— А я думаю, что ты мстишь Полу.
— Что?
— Видео. Его измена. Сейчас весь мир знает об этом.
Мои щеки заливает краска стыда. Мои дети тоже все узнают. Мне следовало подумать о них. Все, что я наговорила ночью в порыве гнева, дети обнаружат, когда вырастут. Это не должно было просочиться. Я должна была сохранять контроль.
Элоида поворачивает голову и смотрит куда-то вдаль.
— Публичные заявления — сильная вещь. Я венчалась в церкви.
— Я тоже.
— Клятвы в присутствии всех, слезы… Я действительно верила им. — Она замолкает и поворачивается ко мне лицом. — Назови хоть одну вескую причину, почему я должна тебе помогать. — Ее голос, громкий и решительный, эхом разносится в тишине.
— Мне необходимо узнать правду, даже если это последнее, что я смогу сделать. Ради моих детей, ради Пола, ради самой себя… — Я умолкаю. — Нужно выяснить, было ли прошлое — и все это — просто ложью или это ужасная игра против меня.
Какое-то время мы сидим молча, глядя на алтарь, где обе когда-то стояли рядом с одним и тем же мужчиной и проговаривали перед всеми нашими друзьями и родственниками клятвы вечной любви.
— Элоида, мне так жаль… Мне так жаль, что я причинила тебе боль много лет назад и что так вела себя недавно.
— Не надо, ты не должна…
— Должна. Наверное, я ревновала.
— Ко мне? Ты шутишь? Я же бестолочь, которая прикасается своими изрезанными руками к славе знаменитых людей, чтобы заработать себе на жизнь.
— Как думаешь, Раиф еще в музее?
— Да. Полиция еще не арестовала его. Колесо правосудия крутится медленно. Ты первая, кого они хотят задержать, помни об этом.
— Ты можешь провести меня к нему?
Элоида поднимается, и улыбка снова играет на ее красивом лице.
— Да. — Она достает телефон из сумочки. — Если я не смогу попасть туда, значит, никто не сможет.
Мы стоим перед входом. Элоида уже минут десять разговаривает по телефону с PR-менеджерами и организаторами банкетов, но все больше и больше расстраивается. Время идет, а ей никак не удается достать билет на самое оживленное мероприятие в городе.
— Ничего не получится, — говорю я.
— Пойдем! — Она кивает в сторону музея, и я, толкая велосипед Джесси, следую за ее развевающимися волосами. — Я всю жизнь бесплатно пробиралась в ночные клубы. В очередях всегда такой беспорядок. Лучше входить через парадную дверь.
Она замолкает от изумления, когда мы подходим к музею. Толпа сейчас даже больше, чем была прежде.
— Господи, это невозможно!
— Нет ничего невозможного. Мы попытаемся за углом.
Я иду, не поднимая глаз. Наконец мы оказываемся возле бокового входа.
— Идем! — кричит она, и мы подбегаем к большой стеклянной двери, которая, к нашему сожалению, оказывается закрытой.
Элоида ищет звонок и всматривается через стекло в поисках кого-нибудь внутри, в то время как я бросаю нервные взгляды на улицу. Она тихо ругается.
— На задний двор.
— Почему ты так добра ко мне?
— Все это не безвозмездно. Если я помогу тебе пробраться внутрь, это будет самая сенсационная запись в моем блоге.
— Я дам тебе разрешение на ее использование, если нужно, — говорю я, привязывая велосипед к перилам.
Элоида берет меня под руку.
— Не думаю, что оно мне понадобится.
Мы идем вокруг ограждения к тыльной стороне музея, переходим небольшую парковку и видим группку активистов у огромных дверей. Элоида застегивает еще одну пуговицу на блузке и скрепляет волосы на затылке заколкой из сумочки.
— Дети, день, сама понимаешь… — Она оглядывает меня с головы до ног. — Я рада, что не веду тебя в ночной клуб.
— Извини. — Я отворачиваюсь от полицейской машины, припаркованной возле входа. — Ты можешь воспользоваться своим журналистским пропуском?
Элоида поправляет волосы.
— Вот это уж точно сегодня не пройдет. Ввиду всего, что просочилось в прессу.
Я поглубже натягиваю бейсбольную кепку и иду за ней к толпе людей. Элоида проталкивается к охраннику, который замер как статуя, и начинает громко рассказывать ему о своей дочери, потерявшейся где-то внутри. Затем достает телефон и спрашивает название школьной группы, с которой прошла ее дочь. Элоида начинает что-то болтать об аллергии на орехи, а мое сердце уходит в пятки. Это не срабатывает. Я стою в стороне, когда подъезжает микроавтобус, и его дверца открывается. Глаза охранника мечутся между Элоидой и тридцатью шестилетками, выходящими из автобуса. Он делает большой шаг вперед и жестом приказывает всем остановиться. Элоида продолжает свой монолог об аллергии, ее рука касается груди охранника. Оживленные детские голоса заглушают крик раздраженной женщины в бейсбольной кепке. Двое других взрослых хватают детей за руки и тащат их вперед, в то время как охранник проверяет билеты.
— Мы опаздываем! — кричит учительница и машет рукой от двери.
Охранник молча кивает, но пройти не дает. Элоида перекрикивает учительницу, которая делает кому-то замечание, потом у кого-то громко звонит телефон, и я хватаю маленькую темную ладошку проходящего мимо меня малыша.
— Райан, не трогай очки Томаса! — кричит учительница.
Я улыбаюсь мальчику в разноцветной клоунской шляпе и вместе с ним медленно прохожу мимо охранника, а Элоида продолжает всхлипывать, как любящая, заботливая мать. Я одной рукой придерживаю стеклянную дверь, а другой держу маленькую ручку.
— Тише, дети, пожалуйста, это музей! — призывает женщина, а я делаю шаг за шагом, и расстроенный голос Элоиды постепенно затихает.
Я отпускаю руку малыша, медленно иду к туалету, открываю дверь и слышу, как она захлопывается за мной. Я уже внутри.
Умывшись и пригладив волосы, я пытаюсь успокоиться перед выходом в коридор, заставленный чучелами животных и скелетами. Через несколько минут я нахожу место проведения благотворительной акции CPTV, его трудно не заметить.