Чарлтон громко рассмеялся.

— Расплатимся наличными. Я знаком с Ником — тем, что за стойкой, — со времен своих дежурств. По ночам, когда было спокойно, мы заглядывали сюда и часами пили кофе, а каждые пятнадцать минут кто-то один выходил на улицу и докладывал о нашем новом местонахождении. Ник ни разу не проболтался. Если кто-то что-то вынюхивал, он говорил, что не видел меня уже несколько месяцев.

Обернувшись, Фернандес посмотрел на стойку. Высокий мужчина с седеющими усами привычно неторопливыми движениями размашисто протирал столешницу. Пятна на белой форме с фартуком свидетельствовали о продолжительности его ночной смены. Черно-белые часы на стене показывали 2:30.

— Похоже, у меня грядет весьма интересный день, — сказал Фернандес, забирая со стола свою тетрадь с ручкой. — Всем до встречи в суде.

«Марисса, кажется, я приду домой необычно рано, — думал он. — У нас намечается приятный вечер. И будет повод кое-что отметить».

Глава 56

— Каждый месяц у нас пропадает от десяти до пятнадцати столовых приборов, в основном ножи. — Сара Макгил укоризненно глянула на Ари Грина и потрясла пластиковым пакетом. — Вот и вы внесли свою лепту.

— Да, несомненно, — ответил он.

Грин много раз наблюдал одну и ту же историю и не переставал удивляться. Порой при наступлении одного из наиболее драматичных моментов в жизни людей вдруг почему-то начинали тревожить банальные вещи. Теряя все на свете, они обращали внимание на легкопоправимые мелочи. И начинали упорно к ним цепляться.

Во время его последнего судебного процесса по делу об убийстве обвиняемого больше волновало обеденное меню, чем то, что количество улик против него росло как на дрожжах. И чем хуже становилась ситуация, тем отчаяннее он жаловался на качество еды.

Все еще держа перед собой пластиковый пакет, Макгил комкала его краешек, словно маленькая девочка уголок любимого одеяльца.

— Я не пойду в суд, — наконец заявила она.

Грин предполагал такой поворот событий. Он постучал пальцами по карману своей куртки.

— У меня с собой повестка на ваше имя, — сказал он. — Нет желания вынуждать вас, но вашему мужу грозит двадцать пять лет. Ваши показания очень важны.

— Там будет «Помощь детям».

Грин не ожидал этого.

«Никогда не учтешь всего, что происходит внутри человека и как это может повлиять на его поступки», — подумал он.

— Миссис Макгил, это суд по делу об убийстве. Не представляю, как это может интересовать «Помощь детям».

Макгил стукнула кулаком по столу. Удар был такой сильный, что он испугался за стеклянную столешницу.

— Не представляете?! Конечно, с чего бы вам это представлять?! Да эти люди ни за что не отступятся! Никогда. Стоит им услышать, что, когда умерла Кэтрин, я находилась в квартире, они лишат меня возможности вновь встретиться с детьми.

— Но ваши дочери выросли, миссис Макгил, — возразил он. Грин взглянул на Кенникота. Тот тоже выглядел озадаченным. — Общество «Помощь детям» больше не имеет к ним отношения.

Макгил сжала губы от негодования.

— Неужели не понятно?!

И тут он понял. Несмотря на внешнее самообладание и сдержанность, Макгил жила под давлением параноидальных страхов. И на то имелись объяснения сродни тем, что были у его родителей и их выживших друзей. И он, как никто другой, должен в этом разобраться.

— Внуки, — невольно прошептал он.

Макгил смотрела перед собой невидящим взглядом.

— Эти мерзавцы… — наконец произнесла она. — Я не дам им вновь разлучить меня с детьми. — Она упрямо потрясла головой, словно давая понять: «Не хочу об этом больше говорить».

— Мы знаем, что у Кэтрин были проблемы с алкоголем, — сказал Грин, намеренно употребив местоимение «мы», чтобы это прозвучало более официально и внушительно. Ему нужно было как-то возобновить беседу. Заставить ее говорить. — Присутствующий здесь офицер Кенникот беседовал о мисс Торн со многими людьми, в том числе с теми, кто от нее физически пострадал.

Макгил кивнула. Начало было положено.

— Мы знаем, что Кэтрин была довольно прижимистой. Офицер Кенникот обнаружил в ее бумажнике многочисленные купоны на продукты. Ее затраты по карте «Виза» весьма скромны. Как она относилась к тому, что Кевин ежемесячно посылал вам по две тысячи долларов?

Взглянув на Уингейт, Макгил вновь повернулась к Грину. Она не сказала ни слова, но по крайней мере и не заявила, что говорить отказывается. Грин поспешил нарушить молчание.

— Она знала об этих деньгах?

— Узнала.

«Хорошо», — с облегчением отметил про себя Грин, вновь услышав ее голос.

— Полагаю, ее это не очень обрадовало, — сказал он.

— «Очень» Кэтрин вообще ничего не радовало, детектив. Ни мой муж, ни мои девочки, ни квартира, ни путешествия, ни внимание прессы — ничего. Злость в ней сидела с тех пор, как она узнала о своем отце.

Покосившись на Кенникота, Грин вновь смотрел на Макгил.

— Вы имеете в виду доктора Торна?

Макгил громко фыркнула.

— Разве вы не знаете, детектив?

Грин покачал головой.

— Я имею в виду ее настоящего отца — наездника из Калифорнии, с которым ее мать связалась во время очередных соревнований. Кэтрин узнала об этом, когда ей было тринадцать. Она не могла это пережить.

Грин кивнул Кенникоту.

«Это кое-что объясняет в отношении доктора Торна, — подумал он. — „Кейт была ЕЕ единственным ребенком“, — сказал тогда доктор Торн, когда мы с Фернандесом впервые встретились в старой городской ратуше».

— Почему вы оказались в квартире своего мужа в то утро, когда умерла Кэтрин? — Он намеренно употребил слово «умерла», а не «убили».

— Мне нужно было больше денег. Из-за ремонта дороги. Они обещали все закончить через девять месяцев. Кафе здорово страдает из-за дорожных работ. Даже двух тысяч не хватает.

— Так вы приехали ранним утром?

Макгил не ответила.

— И ваш муж уже не спал.

— Муж не любил долго спать. Это Кэтрин постоянно спала.

— Но не в то утро.

— Я думала, она спит. Было пять утра.

— Но вы ошиблись: она принимала ванну.

— Кэтрин? Шутите? — рассмеялась Макгил. — Вы что, думаете, Кэтрин полезла бы в ту ванну вместо своего пятитысячедолларового джакузи?

Грин вспомнил про все чеки от покупок дорогих туалетно-парфюмерных принадлежностей, найденные Кенникотом в бумажнике Торн, а также отмеченное детективом Хоу отсутствие в той ванной мыльницы. Он вспомнил дома себя — насколько больше ему нравилось в той ванной, где Рэглан нежно намыливала ему спину, чем в той, что находилась в подвале. И он понял: Сара Макгил говорит правду.