— Два ночи. Не опаздывайте.
— А в чем дело?
— Просто будьте там. «Веста ленч».
Развернувшись, Каттер исчез в толпе. Да, содержательный диалог был. Никакой переписки и телефонных звонков.
Фернандес окинул взглядом зал. Вдоль стены с окнами тянулся ряд купе с сиденьями в виде лавок с высокими спинками. Фил Каттер, Барб Гилд и шеф полиции Хэп Чарлтон сидели в самом дальнем. Рядом с Чарлтоном пустовало место, его Фернандес и занял, положив на стол ручку и тетрадь.
— Кофе? — предложил Чарлтон. Он был, как всегда, любезен. Перед собравшимися стояли кружки, и в воздухе витал кофейный аромат.
— Нет, благодарю, — ответил Фернандес.
— Наш уважаемый коллега не пьет водянистый канадский кофе, — заметил Каттер.
Хоть он и старался произнести это шепотом, его шепот походил на собачье рычание. Он теребил салфетку на столе.
«Вместо того чтобы расхаживать взад-вперед», — подумал Фернандес.
— А кофе действительно водянистый. — Чарлтон усмехнулся. — Не один десяток лет я его пил — ночные дежурства, «Веста ленч»… Это сейчас я уже избаловался всякими кофе-латте в управлении.
Фернандес вежливо улыбнулся Чарлтону. Все замолчали. «Вступительная часть» окончена.
— Итак. — Фернандес взял со стола авторучку и тетрадь. — О чем речь?
— Да положите вы свою ручку, Альберт, — вздохнул Каттер, продолжая теребить салфетку.
Посмотрев ему в глаза, Фернандес медленно отложил тетрадь с ручкой и окинул взглядом присутствующих, пытаясь определить, кто должен говорить.
— Брэйс хочет признать себя виновным. — К удивлению Фернандеса, это сказала Барб Гилд.
Едва заметно кивнув, Фернандес ждал продолжения. Однако все молчали. Вскоре стало понятно, что ожидание бесполезно.
«Значит, они решили, что это должно выглядеть именно так, — подумал Фернандес. — Они сообщают лишь то, что, на их взгляд, мне необходимо знать. Если мне нужно больше информации, я должен об этом попросить».
— В чем он хочет признать себя виновным? — спросил Фернандес.
— В первой, — ответила Гилд.
Фернандес почувствовал в животе спазм.
— Когда?
— Сегодня утром.
Он почувствовал, как у него начало крутить желудок.
— Кто вам сказал? — поинтересовался он у Гилд.
Ему могло прийти в голову лишь одно — те страницы, что Марисса обнаружила на ксероксе.
— Вам это обязательно надо знать? — Это уже голос Каттера. Ему впервые удалось говорить тихо, и он даже перестал теребить салфетку. Взглянул на Гилд, затем — на Чарлтона и стал очень медленно двигать салфетку.
— Надо ли мне? — переспросил Фернандес.
— Послушайте, — Каттер по-прежнему старался говорить как можно тише, — нужно, чтобы «признание» прошло без сучка без задоринки. Поняли?
— Что ж, я и не собираюсь мешать ему признаваться.
— Да, но Саммерс может.
— Саммерс? Зачем ему? — удивился Фернандес.
Каттер вновь окинул взглядом коллег.
— Могут возникнуть осложнения.
— Например? — уставился на него Фернандес. Последовала пауза. — Надо угадать?
— Например, адвокат Брэйса, — наконец вступил Чарлтон.
— Пэриш? — удивленно воскликнул Фернандес. — Она, разумеется, расстроится, потому что лезла из кожи вон и даже кое-чего добилась, поставив под сомнение первую степень. Но какие тут осложнения?
Он вновь окинул всех взглядом. Они словно застыли. Ему еще не доводилось видеть Каттера таким смирным.
И вдруг все прояснилось.
— Погодите. — Он даже вздрогнул. — Откуда вам известно, что Брэйс сказал своему адвокату? Это же конфиденциальная информация.
Вновь последовала пауза.
— Никакой судья из этой провинции не дал бы разрешение на прослушку ее телефона.
— Что верно, то верно, — согласился Хэп Чарлтон.
И вновь молчание. Фернандес понял. Они хотели сказать, что невозможность получить такое разрешение не является для них камнем преткновения. Никто бы даже и не узнал. Он вдруг представил себе кучку полицейских, сидящих в какой-то комнатушке и прослушивающих телефон Нэнси Пэриш. Неприятные ощущения в желудке усилились. Он вновь вспомнил о ксерокопиях. О молчании Брэйса и его переписке.
— Но я думал, Брэйс молчит… — забормотал Фернандес.
Каттер приблизился к нему. Он говорил почти шепотом, но достаточно громко, чтобы его было отчетливо слышно.
— Мы получаем информацию из самого надежного источника. Написанную собственноручно Брэйсом. — Он рассмеялся едким колючим смехом, который казался еще более зловещим, оттого что звучал полушепотом.
«Вот спасибо тебе, Каттер», — подумал Фернандес.
— У вас есть в тюрьме некто, кто подсматривает в тетрадь, что Брэйс повсюду носит с собой?
— Многие уже забыли, что начинал-то я адвокатом, — сказал Каттер с плохо скрываемым злорадством. — Правда, это было давно. Но, скажем так, я сохранил хорошие отношения с одним из ветеранов охраны в «Доне».
Фернандес медленно кивнул.
— И поэтому сейчас с нами нет детектива Грина, — сказал он.
— Послушайте, Фернандес. — Каттер вновь затеребил салфетку. — Город по уши в дерьме. И вам это известно не хуже меня. Мы каждый день слышим об этом в суде. Оружие, бандиты, насильники. Хотите заниматься убийствами? Вот с чем вам придется иметь дело. И не надо нести ерунду в стиле бойскаутов: «Сторона обвинения не может выиграть или проиграть». Когда речь заходит об убийствах, мы играем, чтобы выиграть. Да и вам не стоит беспокоиться насчет вашей приятельницы Нэнси Пэриш. Брэйс никогда не звонит ей.
— Хорошо. Что вы от меня хотите?
Каттер рассмеялся.
— Да ничего особенного. Выиграть дело. Брэйс попытается уволить Пэриш — протест. Пэриш попытается отказаться от дела — протест. Не давайте Саммерсу пространства для маневра.
— С юридической точки зрения здесь все прозрачно, — встряла Гилд. — Никаких свидетельств психической недееспособности; Пэриш не имеет права препятствовать клиенту признать себя виновным. В худшем случае она отказывается от защиты, он признает себя виновным и получает двадцать пять лет.
— И у вас, Альберт, будет отличное начало новой карьеры государственного обвинителя по особо тяжким делам, — сказал Каттер. До этого он никогда не называл Фернандеса по имени. — Там, наверху, не стоит шибко уповать на талант — придется много работать.
Фернандес кивнул. Потом улыбнулся. Напряжение стало спадать. Каттер разорвал салфетку.
— Полагаю, этой встречи не было, — сказал Фернандес.