Дождь возвращает меня к реальности. Я нахожусь возле магазина Энн. Стою и смотрю на витрину. Прищуриваюсь сквозь стекло и вижу иной мир. В углу, за круглым столиком, сидит помощница Энн, разложив перед собой карты Таро. Клиентка не отрываясь глядит на них, и ее жесты говорят даже больше, чем карты, в которых нет нужды. Даже издалека я могу угадать судьбу этой женщины с печально поникшими плечами — утраченная любовь, погибшие мечты. Она пришла сюда, чтобы обрести надежду.
Дайте-ка подумать… Путешествие. Она отправится путешествовать. Может, это не настоящее гадание, потому что путешествие самоочевидно: эта женщина — туристка, она по крайней мере приехала сюда. И все-таки в ее будущем видна дорога.
«Скажи ей об этом, — думаю я. — Дай за что-нибудь ухватиться».
— Путешествуйте, дерзайте! Ничего другого и не надо. — Это голос Евы, она цитирует Теннесси Уильямса.
Не знаю, отчего некоторые предпочитают зарабатывать на жизнь, предсказывая будущее. Я бы не выдержала.
Мимо спешат туристы. Один толстяк, позабывший плащ, надел на себя черный мешок для мусора, прорезав отверстия для рук. Напротив останавливаются два туристических автобуса. Не припомню, чтобы на пристани было так людно. Туристы топчутся в дверях магазинов, под навесами и ждут, когда закончится дождь. «Если в Новой Англии вам не нравится погода, подождите минутку». В маленьком проулке — шесть магазинов, принадлежащих ведьмам. Туристы покупают мыло, масла, пакетики с травами и расходятся по автобусам, чтобы вернуться домой, в Небраску и Огайо. Они просят водителей подождать. «Пожалуйста, пожалуйста, погодите, я должна купить что-нибудь для внучки. Не знаю, когда мне снова удастся сюда приехать, на следующий год мы собираемся в Атлантик-Сити».
Помощница Энн пробивает чек клиентке, которой гадала, кладет колоду карт рядом с кассой и смотрит на меня.
— Энн здесь? — спрашиваю я.
— В кладовой, — отвечает помощница. — Сейчас выйдет.
Посетительница отходит, я отступаю в сторону, чтобы не загораживать дорогу, задеваю карты, и они сыплются на пол.
— Простите. — Я наклоняюсь, чтобы подобрать их.
— Не трогайте, — приказывает продавщица. Она становится на колени и собирает карты. Одна из них приземлилась у моих ног, картинкой вверх.
Девушка выразительно смотрит на меня.
— Карта смерти. — Продавщица поднимает карту, держа ее за края, словно она горячая или чем-то испачкана, и кладет на прилавок. А потом медленно подходит к чаше с камнями, вытаскивает аметист на цепочке и вкладывает его в мою ладонь.
— Носите это на шее. Не снимайте, даже когда моетесь.
— Что?
— Вам нужна защита.
Появляется Энн. Несомненно, она замечает выражение моего лица.
— В чем дело? — Энн обеспокоена. — С тобой все в порядке?
Продавщица поворачивается к ней.
— Она вытащила карту смерти.
— Тебе гадали? — Энн не в силах поверить.
— Нет, — отвечаю я. — Случайно смахнула карты на пол.
Энн хватает меня за голову и проводит по ней пальцами, трогая и щупая.
— Все в порядке, — заявляет она и возвращает помощнице аметист. — Положи обратно.
Когда девушка удаляется, Энн говорит:
— Прости, что взялась за голову. Это был единственный способ отвязаться от нее. — Она кажется встревоженной. — С тобой все хорошо?
Не знаю, что сказать.
— Идем. — Она ведет меня в кабинет. — Карта смерти ничего не значит. То есть… У нее есть свое значение, но обычно она символизирует перемены. Один этап жизни заканчивается, другой начинается. Как правило, это хороший знак. И потом, карту смерти нужно толковать лишь в комбинации с другими картами. — Энн явно сердится. — Нельзя допускать эту девицу до чтения. Напомни, чтобы я ее уволила.
Я пытаюсь улыбнуться.
— Ты выглядишь лучше, — пытается меня подбодрить Энн. — Немножко.
Я долго сижу на циновке. Она поит меня теплым чаем с корнем валерианы.
— Это природное успокоительное, — объясняет Энн. — Я все время его пью.
— Я хочу задать тебе вопрос, — наконец говорю я. Вот какова цель моего визита.
— Ты хочешь, чтобы я тебе погадала? — Она явно удивлена.
— Нет. Я должна кое-что спросить насчет Евы.
— Слушаю.
— Как ты думаешь, не может ли быть так, что Ева покончила с собой? — Эта мысль постоянно у меня возникает. Не могу от нее отделаться.
— Самоубийство?
По-моему, это неправильное слово.
— Сама не знаю, что именно я имею в виду…
Энн качает головой.
— Ева была счастлива. Уж точно не из тех, кто кончает с собой.
Я киваю.
— А почему ты решила об этом спросить?
Не стоит рассказывать ей про голоса.
— Ева знала, что я приеду. Не сомневаюсь.
Энн задумывается.
— Что ж, Ева была Читающей. Она многое знала, не так ли?
— Она прислала мне подушку. Ту, на которой плела кружево. Зачем?
— Может быть, просто хотела подарить ее тебе, — предполагает Энн. Она хочет меня ободрить, но тщетно. — Там ведь не было записки или чего-нибудь такого. — Она не утверждает, а спрашивает.
— Нет.
— Сомневаюсь, что Ева покончила с собой, — говорит Энн. — Не вижу смысла… — Она хочет что-то добавить, но раздумывает.
Я долго сижу у Энн, устроившись на циновке. Она приносит ужин и снова поит меня травяными чаями, а в восемь часов измеряет мне температуру.
— Уже лучше, — сообщает она. — Но жар еще не спал.
— Мне пора домой, — бормочу я, собирая вещи.
— Я тебя подвезу, если немного подождешь.
Я смотрю на дом Евы — он виден отсюда.
— Ничего, прогуляюсь пешком.
— Я тебе позвоню, — говорит Энн, обнимая меня на прощание. — Поправляйся.
По правде говоря, я уже здорова. Мне гораздо лучше, чем утром. Благодаря Энн. Немного отдыха — и все встанет на свои места.
Я иду по набережной, пересекаю площадь и вхожу в сад через калитку. Еще достаточно светло, и я замечаю рядом с дверью черного хода несколько пионов, которые пропустила днем. Наклоняюсь и срываю первый бутон, а потом вспоминаю, что Энн, должно быть, выкинула корзину, в которую меня стошнило. Кладу цветок в карман, нагибаюсь за вторым, промахиваюсь и хватаю стебель вместо бутона. Тяну, и он пружинит, точно крошечная катапульта. Из цветка что-то вылетает.
Когда вещица падает на дорожку, я слышу металлический звук — очень знакомый. Неизбежно знакомый. Наклоняюсь посмотреть, что это. И подбираю… ключ. Тот самый ключ.