– Гениально! Вы сразу попали в точку. Главная задача Фонда – давать правильные рекомендации Белому дому, каким образом мы можем добиться равновесия силы в мире.
– Насколько я понимаю, ядерный паритет и является гарантией стабильности и равновесия на Земле?
– Бросьте вы. С таким же успехом эталоном стабильности можно считать ситуацию, когда двое держат у виска друг друга пистолеты с взведенными курками. Достаточно комару укусить одного из участников сцены, чтобы случилась беда. Равновесие силы есть недостижимое лидерство одной стороны. В случае с Советским Союзом мы имеем дело с перспективой окрашивания всего мира в красные цвета различных оттенков. Если в России пока ограничиваются гонениями на диссидентов, то камбоджийская модель коммунизма предполагает концентрационные лагеря и массовые убийства. А вот моя страна – совсем другое дело. Мы достигли такого уровня эффективности экономики, управления в сферах производства и услуг, а также столь прозрачного демократизма в обществе, что США способны взять на себя функцию мирового лидера.
– И поэтому… – Пашка удивился столь дальнему прицелу собеседника убийственной в своей примитивности логике.
– И поэтому моя задача максимально ускорить процесс разрушения Советского Союза и, впоследствии, дезынтеграции России.
Пашка, конечно, привык к американскому комфорту и, действительно, о родине вспоминал только по служебной необходимости, но ему вдруг очень захотелось дать Эрлиху в морду. Скорее всего, такой поступок Рис оценил бы не меньше, чем идиотскую выходку с бассейном.
Но Пашка не поддался искушению, а Эрлих прямо-таки театрально уставился на него немигающим взглядом. В этот момент, впервые за все время их беседы, разведчик обратил внимание на неприятное сочетание голубизны его маленьких проницательных глаз и неестественно белых бровей. Цель его фонда не стала открытием для Семенова, хотя, услышав такое от Эрлиха, он подумал, что ему и правда было бы абсолютно несложно утопить этого гада в бассейне или свернуть ему шею. Он решил на всякий случай не забывать своих нынешних ощущений – авось пригодится.
– Окей, – наконец среагировал Пашка, а то пауза затянулась.
– Окей? Окей?! – удивился Эрлих. – Я открываю вам страшный секрет, а вы ограничиваетесь лишь этим словом?
– Даже и не словом вовсе, – встрял Романченко, напряженно взглянув на Пашку.
Эрлих усмехнулся.
– Верно, – согласился он. – Даже и не словом вовсе.
– А что такого? Никому не нужна новая Российская империя, – заметил Семенов, окончательно придя в себя, – в том числе и самим россиянам. Держать на иждивении феодальные окраины, навязывать свой образ жизни тяготеющим к вам западным республикам, сдерживать распространение воинствующих течений ислама на Кавказе – откуда средства и силы на это? Считаю, – добавил он со страстью, которая даже его самого удивила, – что настоящий патриот моей родины не пожелает ей такой перспективы. Получается, я на вашей стороне.
Эрлих и Романченко быстро переглянулись.
«Неужели перегнул?» – пронеслось у Пашки в голове.
– В общем, так, – проговорил Савелий. – Есть дело для тебя. Надо бы встретиться с человеком из Советского посольства здесь, в D.C. В СССР скоро случится серьезная заваруха, и очень важно, чтобы мы имели возможность предсказывать действия различных групп в советском руководстве, а также влиять на них. Другого шанса реализовать стратегию, в которую тебя посвятили, история нам не предоставит.
Владимир Щедринский не хотел прекращать общение со своим лучшим другом Пашкой, которого непостижимым образом угораздило связаться с авантюристами из Дома Советов. Но в коллекторе, где они уже несколько часов изготавливались для проникновения в здание, происходили странные, непонятные события, и именно на этих событиях сконцентрировалось все его внимание.
Командир группы битый час разговаривал с разными «большими» людьми, требуя от них хотя бы какого-нибудь приказа. Изначально штурм был назначен на три часа ночи. План мероприятия разрабатывался непосредственно генералами Ачаловым, Грушко, Агеевым, Громовым, Лебедем, Карпухиным и Варенниковым, а также Борисом Бесковым, командиром учебного центра КГБ «Вымпел».
Бойцы продрогли, оголодали и потому были опасно злы.
Но никто в верхах не желал отдавать четких и понятных распоряжений. Наконец, видимо, добившись от руководства ГКЧП вразумительного ответа на свои запросы, командир в чем-то засомневался.
Такого от него никто не ожидал. Бойцы ждали приказа, вопросительно глядя на своего, как правило, предсказуемого в своей решительности начальника.
– Ребята, история такая… – начал он. – Там на площади народу несколько десятковтысяч.Это значит, мы с вами будем воевать с гражданским населением. В самом здании еще тысячи три. Много вооруженных. Есть и бывшие наши коллеги.
При этих словах командира Вовка невольно вздрогнул.
– Если начать операцию, будет кровь, – продолжал офицер. – Защитники здания многочисленны и настроены решительно, баррикады за последние два дня существенно выросли и укреплены не по-детски. Предвижу, что в результате штурма погибнут сотни наших же с вами сограждан, включая самого Ельцина и находящихся в здании артистов: Михалкова, Ростроповича… Плюс иностранные корреспонденты. А еще, ребята, вас терять не хочется. Как я уже говорил, там засела десантура и некоторые из наших бывших сотрудников. Помимо нас, есть еще несколько групп. Они все предпочитают дождаться политического решения вопроса. Поэтому я приказываю: вернуться на место дислокации и ожидать дальнейших распоряжений там. Вопросы есть?
Бойцы переглядывались, переминались с ноги на ногу. Наконец, один со вздохом произнес:
– Хорошо, чайку горяченького попьем. Извините, товарищ подполковник, а генерал Карпухин – он что?
– Считайте, что это его приказ. И товарищ Бесков тоже за отмену штурма.
Вовка был и рад и не рад такому повороту. С одной стороны, надо же было нейтрализовать очаг сопротивления. С другой стороны, там ведь Пашка…
Но что здесь происходит, если командир группы «А» Карпухин не подчинился приказу?! А приказывать такому человеку мог только сам председатель КГБ… И как быть с тем, что тот же Карпухин накануне уверял, что у Белого дома собрались какие-то сосунки, которых его ребята быстро раскидают? Такие люди не могут в одночасье менять собственное мнение. Щедринский понимал: дело нечисто, но приказ есть приказ. А его отсутствие – это руководство к бездействию.
Уходили молча, не спеша, деловито, хотя растерянность и непонимание витали в воздухе как дым от сигарет, выкуренных бойцами спецназа после получения неожиданной команды «отбой».
* * *
В Москве светало. Наступало утро нового дня, 21 августа 1991 года. Были уничтожены все запасы чая, печенья и карамели, найденные на базе. Бойцы дремали. Только Щедринский не мог расслабиться. Так и просидел всю ночь с открытыми глазами, вглядываясь в пустоту. Наутро их отпустили по домам.