Пришло время, и он решился отыскать Катю Зайцеву, о которой помнил все эти годы скитаний.
Первая встреча была странной, будто виделись они впервые. А потом, попривыкнув друг к другу, стали видеться чаще. Им приходилось встречаться в тайне от всего мира. И сейчас, обдумывая рассказанное Екатериной, он понимал, что не готов открыться даже своим родственникам, не забывшим его, идущим по следам его военных приключений. Да и к чему?
Ральф Мюллер не раз и не два задавал себе вопрос: отчего его не тянет на родину, почему он столько лет живет почти что отшельником, в русской глуши и не испытывает при этом приступов разочарования, недовольства собственной судьбой?
И, мысленно отвечая себе, он тут же осознавал всей душою и каждой клеточкой своего тела, насколько огромна пространственно-временная пропасть между солдатом Ральфом Мюллером и Иваном Харитоновичем из калужской деревни. А в пропасти той — боль, лишения, раны, плен, болезни потеря привычных ориентиров и обретение новой веры во что-то большое, великое, еще не до конца понятное…
После пережитого сильнее всего было желание посвятить себя служению менее преходящим ценностям, чем комфорт и исполнение земных мечтаний. Ральф не принимал православие, но и не отвергал его. В его сознании религия, как свод правил и форм выражения веры в Бога, перестала иметь сколько-нибудь существенное значение. Прислуживая в деревенской церкви, он абстрагировался от специфики обрядов. Уважая их, он верил глубоко, осознанно, спокойно, и это наполняло все его существо радостью, а жизнь смыслом.
Чем же руководствуется небо, играя судьбами смертных? Он, ефрейтор вермахта, немец, когда-то принадлежавший к армии, победу над которой этот народ ежегодно отмечает парадами и салютами, был отчего-то избран небом, чтобы спасти чудотворный образ, призванный, когда придет день и час, оберегать эту землю от врагов и напастей… Ральф просто верил, что иного пути у него нет, хотя, признаться, в редкие моменты ему казалось, что он лишился рассудка.
С возвращением Катеньки в его жизнь все встало на свои места. Лишь изредка Ральф подумывал о том, чтобы открыться миру, вернуть свое настоящее имя, послать весточку родным, съездить домой в уютный город с красными черепичными крышами, заглянуть в биргартен… Но он так и не решился.
Иван Харитонович, Ральф Мюллер, этот спокойный и сильный человек, до сих пор живет в той самой деревне, где по утрам, как и в тысячах других русских селах и деревнях, поют петухи, а доярки все еще встают до рассвета и спешат на фермы, укоризненно провожая взглядами загулявшую до утра молодежь.
Проснувшись, он пьет чай или кофе, и, не забыв покормить огромного рыжего кота, спешит к утренней молитве в церковь, где, как известно всем в округе, хранится чудесно выполненный список великой Иконы Донской Божьей Матери…
Москва, апрель 2007 года
Стихи и песни о Великой Отечественной учили нас с благоговением чтить память героев и простых тружеников войны, от «маршалов страны до рядовых». Но больше этого они воспитывали в нас ненависть к лютому и страшному врагу. В июне 1941 года он принес на нашу землю хаос, боль и смерть. Закатанные по локоть мундиры, свастика, нечеловеческий, почти звериный оскал, окрики «хальт», «шнеллер», автоматные очереди по безоружным людям, по нашим отцам, по нашим дедушкам и бабушкам, которых многие из нас так никогда и не увидели — это все, что нам было положено знать про врага.
Врага в фильмах про войну вполне правдоподобно, как нам представлялось, играли друзья из братской Германской Демократической Республики и тогда еще соотечественники из Советской Прибалтики.
Был ли враг на самом деле жесток и коварен?
Конечно.
Делили ли мы «немцев» на хороших и плохих?
Нет. До определенного момента.
Вышли в свет книги Юлиана Семенова и первый советский шпионский сериал «Семнадцать мгновений весны», в котором партайгеноссе Мартина Бормана играл любимый нашим народом поэт Юрий Визбор, а гестаповцем Генрихом Мюллером в этом кино был обаятельнейший Леонид Броневой. В этом же сериале немецкий солдат спасал от пыток русскую разведчицу и ее ребенка, а сам погибал под пулями агентов полиции Берлина. Это было еще в советские времена, в другой жизни.
Уже тогда в нашем максималистском восприятии прошлого происходили робкие изменения, в том числе, под воздействием этого фильма.
Мы конечно давно знали, что между понятиями «фашист» и «немец», в смысле, германец, глубокая пропасть. И все равно даже наши союзники по Варшавскому договору — восточные немцы — воспринимались через призму относительно недавней бойни, в которой нашим народам была уготована трагическая участь продемонстрировать остальному миру, что такое по-настоящему страшная, бескомпромиссная война, война без правил.
Те, кому было суждено пережить эту войну и немецкую оккупацию, до конца своих дней помнили, что война — это очень страшно. До того, как в нашем обществе почти все поголовно стали мечтать лишь о материальном благополучии, в ходу была всесоюзная присказка: «Лишь бы не было войны». Страшней войны не было ничего, поэтому во имя сохранения мира наши люди готовы были на любые лишения.
Война нанесла непоправимый удар по нашей стране. Возможно, мы никогда не сумеем оправиться от этого удара.
Во многих русский деревнях на сотню похоронок приходился один вернувшийся с войны, да и то, чаще всего, калека.
Нас убивали, жгли, расстреливали.
Мы тоже безжалостно уничтожали врага.
Красная Армия прошла по Европе победоносной волной, понеся при этом чудовищные потери. Она оставила о себе неоднозначные воспоминания. Война есть война, она некрасива и порочна. Но нас ждали, потому что мы были освободителями. Нас встречали цветами и вином в Праге и Вене. И по сей день в центре австрийской столицы стоит памятник советскому воину. К небу уходит стела, которую венчает фигура солдата с золотым щитом в руке. Под ним спят павшие на поле боя, не вернувшиеся домой, не увидевшие победы.
Никто не собирается нарушать их покой — хватит и тех страданий, что они хлебнули при жизни.
Фашисты натворили много зла на моей земле. И внедренный в массовое сознание карикатурный образ бессердечного немца-убийцы долго мешал нам выйти за рамки стереотипов и попытаться взглянуть на войну с разных точек зрения. Но главное, мы боялись предать память павших. И в этом страхе мы не осмеливались говорить и даже «думать» правду о том, что советский народ выстоял и победил, все время находясь под ударами двух дьявольских систем.
Против нашего народа был объявлен крестовый поход под предводительством Гитлера, Гиммлера с его СС, а также Сталина с его дипломатами и полководцами, ставившими теорию классовой борьбы выше общечеловеческих ценностей. В этой же компании его «великие» военачальники, платившие жизнями наших дедушек за преступную необходимость с ходу брать укрепленные города к Первомаю, за свои просчеты, вызванные некомпетентностью, неспособностью к самостоятельному мышлению и страхом перед вождем.