— Думаю, теперь мы можем…
— Тсс… — сказала она, приложив палец к его губам и кивая в сторону трех сотрудников аэропорта.
Между ними и дверью все еще оставалось около двадцати человек.
— Спасибо, — сказал он, отнимая ее руку от своего лица и сжимая ее. — Я никогда не забуду о тех минутах, что мы провели вместе.
— Вот, возьми это, — сказала Моника, доставая из кармана металлический кулон. Маленькая серебристого цвета безделушка на шнурке. Она взяла его обеими руками и надела на шею Марчанту. — Это символ Ом — голос Вселенной. По Индии нельзя путешествовать без него.
Пока Марчант рассматривал кулон, Моника прильнула к нему и поцеловала в губы, а затем обняла. Ему хотелось снова почувствовать вкус ее губ, но прежде, чем он успел это сделать, она прошептала ему на ухо, крепко сжимая его голову руками:
— В Дели есть человек по имени Малхотра. Спроси про него в клубе «Гимкхана». Полковник Кайлаш Малхотра. Каждую среду он играет там в бридж. Возможно, ты вспомнишь его, он знал твоего отца. И ему известно, где найти Салима Дхара.
Прежде чем он успел ответить, Моника отошла в сторону, кивнула дежурному по аэропорту и исчезла. Через две минуты она отправила из зала ожидания сообщение Прентису, в котором говорилось, что он может допивать свой кофе и уходить.
Покидая зал, Моника не заметила Картера, но он обратил на нее внимание и взял свой мобильный телефон. За две тысячи миль от него, в раскаленном от жары Дели зазвонил телефон.
Дэниель Марчант распахнул синюю дверь, не зная, что ждет его за ней. У ворот его не встретил чаукидар — сторож, и он знал, что в доме никого не было, однако, вопреки всему, надеялся застать их повара Чандара в маленьком домике для прислуги, где он когда-то отсыпался на своей кровати после выпитой накануне изрядной порции виски «Бэгпайпер». И все же Марчант понимал, как абсурдно было его желание. В последний раз он видел Чандара двадцать лет назад, тогда этот маленький человечек стоял с гордым видом в своем мешковатом белом костюме шеф-повара Верховной комиссии и следил за своими кузенами из Непала, которые подавали отцу и матери Марчанта курицу с карри на прощальном ужине. Это был их прощальный вечер.
В маленькой комнате было пусто и жарко. Марчант уже забыл, какая удушающая жара стоит в Дели в мае, а возможно, он просто не обращал на нее внимания, когда был здесь в последний раз, еще восьмилетним ребенком. С потолка, в том месте, где когда-то была лампочка, свешивался оголенный провод. Единственное доказательство того, что в свое время кто-то, пусть даже и не Чандар, мог называть это жилище своим домом.
В трех остальных комнатах также ничего не было. Дом для прислуги стоял отдельно от главного дома. Марчант попытался вспомнить, кто жил в этих комнатах: возможно, это был садовник или улыбчивый брат их няньки, который весь день сидел за жужжащей швейной машинкой, не обращая никакого внимания на иссушающее пекло. В детстве они с братом заходили только к Чандару. Днем, когда близнецы должны были спать, они осторожно пробирались мимо дремлющей няни и приходили сюда, чтобы помочь Чандару раскатывать чапати, [15] которые он готовил себе на обед. Он до сих пор помнил, как шипело голубое пламя и какими приятными на ощупь были лепешки, когда он сворачивал их, как теплые одеяла. Иногда из Непала приезжала жена Чандара, она останавливалась в той же самой маленькой комнатке. В присутствии его жены близнецы чувствовали себя уже не так вольготно: она бранила Чандара за то, что тот кормит детей сахиба дешевой мукой, и больно щипала мальчиков за щеки.
Марчант подошел к большому дому и заглянул в окно, как и все остальные окна на первом этаже, оно было закрыто витой металлической решеткой. Он вспомнил холодный мраморный пол в коридоре, такой гладкий, что они с Себастьяном и Чандаром могли играть на нем в крикет, только прежде он был блестящим, а теперь стал грязным и почернел от времени. Марчант не знал, как долго пустовал дом. Замок и цепочка на входной двери говорили о том, что, возможно, уже много лет.
За спиной у него был бассейн. На дне его лежали листья, они скапливались здесь годами и гнили в протухшей воде. Кафельная плитка, прежде бело-голубая, теперь вся потрескалась, а местами отвалилась, оставив после себя черные заплатки. Марчант попытался прогнать неприятные воспоминания, но образ Себастьяна снова всплыл в его памяти, брат опять смотрел на него со дна бассейна.
Когда Марчант повернулся и направился к воротам, он понял, что кто-то следит за ним. Какая-то фигура притаилась в противоположной стороне двора под деревом Ним, в том самом месте, где прежде коптил воздух старый генератор. Марчант пошел через лужайку по бурой, неубранной траве и заметил, как мальчишка перелез через забор и спрыгнул в соседний сад.
— Стой! — крикнул Марчант, пытаясь вспомнить хинди. — Суно, Кия Чандар абхи бхи яхан рахта хай? Чандар здесь больше не живет?
В отличие от хинди имя Чандара, похоже, возымело нужный эффект. Через несколько секунд черная голова мальчика появилась из-за кирпичной стены.
— Чандар Бахадур? — осторожно спросил он, продолжая прятаться за забором.
— Верно, — ответил Марчант улыбаясь.
Из-за забора показалось лицо мальчишки, по блеску в его глазах Марчант догадался, что перед ним сын Чандара.
Через десять минут Марчант уже сидел в тесной душной комнате соседнего дома и ел дал [16] с чапати в обществе Чандара, его жены, которая была все такой же строгой и покрывала голову платком, а также их единственного сына Бхима. Волосы Чандара были по-прежнему черными как смоль, но усталые глаза выдавали его истинный возраст. По-английски он говорил все так же ужасно (Чандар сказал то же самое про хинди Марчанта). Но чапати были, как всегда, вкусными, и вскоре они уже вспоминали старые дни: детеныша кобры, которого Чандар поймал однажды в куче компоста; о том, как он катал их по саду на руле своего старенького велосипеда «Герой» и как он выпил под Рождество так много виски, что забыл приготовить праздничную индейку.
Марчант спросил о том, что стало с домом, где жила его семья, когда-то он был одним из самых красивых в Чаттапуре — поселке, находившемся в семи милях к югу от Нью-Дели. Его мать настояла на том, чтобы они жили за пределами посольского комплекса, поскольку воздух в городе был загрязнен выхлопными газами, и его отцу приходилось каждый день рисковать, добираясь по опасным индийским дорогам до посольства. Он также знал, что его мать никогда бы не совершила той судьбоносной поездки из Чанакиапури, если бы они, как и все остальные семьи дипломатов, жили в посольском комплексе.
По словам Бхима, который прекрасно говорил по-английски и переводил своего отца, после отъезда семейства Марчант дом пустовал несколько лет, пока, наконец, единственный сын хозяина не получил диплом в области информационных технологий и не вернулся из Калифорнии. Он стал там жить с другим мужчиной. Хозяин дома — отставной полковник, узнав, что его блудный сын — гей, выкинул его вместе с дружком на улицу, и с тех пор дом пустовал, став символом семейного позора. Улыбка заиграла на лице Бхима, когда он закончил свой рассказ. Чандар работал в Чаттапуре, готовил свою знаменитую курицу с карри для живших здесь иностранцев. На тот момент он был поваром у молодой голландской семьи, поселившейся в соседнем доме.