Это просто. Его проблема, его опасения были связаны с другим. Он недоумевал, к примеру, почему Элиса не могла прямо сказать, что ей нужно, чтобы он приехал к ней домой сегодня. Что с ней такое? Может быть, рядом с ней кто-то (ради Бога, только не это), кто ей угрожает?
Был и другой вариант. И он-то пугал больше всего. Элиса больна.
И еще последний, несомненно, самый лучший, но и этот вариант не оставлял Виктора равнодушным. Он представлял себе такое развитие событий: он приезжает к ней домой, она открывает дверь, и происходит нелепый разговор. «Виктор, ты как тут оказался?» — «Ты сказала, чтоб я приехал». — «Я?» — «Да, чтобы я сделал то, что сказано в ребусе». — «Ну что ты!» — Она хохочет. «Я сказала, чтобы ты решил этот ребус, ну, чтобы ты его сегодня отгадал!» — «Но ты сказала, чтобы я тебе не звонил». — «Сказала, чтобы тебя не беспокоить, я собиралась перезвонить тебе потом…» Застыв на пороге, он чувствовал бы себя полным идиотом, а она продолжала бы смеяться…
Нет.
Он ошибался. Такой вариант невозможен.
С Элисой что-то творится. Что-то ужасное. Более того, он давно знал, что с ней уже многие годы происходит что-то ужасное.
Он всегда об этом подозревал. Как все скрытные люди, Виктор проявлял безошибочное чутье в отношении интересующих его вещей, а мало что интересовало его в этом мире больше, чем Элиса Робледо Моранде. Он видел, как она ходит, как говорит, как движется, и думал: «С ней что-то не так». Его глаза как магнитом притягивало к ее спортивной фигуре и длинным черным волосам, и он ни на миг не сомневался: «Она скрывает какую-то тайну».
Он даже, пожалуй, знал, откуда тянутся нити этой тайны — из ее работы в Цюрихе.
Виктор обогнул клумбу и выехал на улицу Сильвано. Сбросил скорость, стал искать место для парковки — не нашел. В одной из машин он увидел сидящего за рулем мужчину, но тот знаками показал, что уезжать не собирается.
Миновав подъезд Элисы, он поехал дальше. И тут прямо перед ним оказалось свободное место. Виктор затормозил, включил заднюю передачу.
Тогда-то все и произошло.
* * *
Спустя некоторое время он с удивлением размышлял о том, почему его мозг так по-особому реагирует на экстремальные ситуации. Первое, что привлекло его внимание, когда она внезапно появилась и постучала в окно передней дверцы, было не смертельно испуганное выражение ее белого, как кусок сыра в лунном свете, лица, и не то, как она чуть ли не запрыгнула в машину, когда он ей открыл, и не то, как она оглянулась назад с криком: «Езжай! Скорее, пожалуйста!»
Не обратил он внимание и на гудки, вызванные его резким маневром, и на фары, ослепившие его через зеркало заднего вида, и на послышавшийся сзади скрип шин, почему-то вызвавший в памяти припаркованную машину с выключенными фарами и сидящим за рулем мужчиной. Все это он пережил, но воспринял как-то спинным мозгом.
Однако разум, центр его умственной жизни, был сосредоточен только на одном.
На ее груди.
Под курткой у Элисы была футболка с низким вырезом, надетая второпях, слишком легкая для мартовской ночной сырости. Под этой футболкой роскошная круглая грудь прорисовывалась так явно, как будто на ней не было бюстгальтера. Когда Элиса склонилась к окошку перед тем, как сесть в машину, он это увидел. Даже сейчас, когда она сидела рядом с ним, от запаха кожи, доносившегося от ее куртки, и запаха ароматного геля для душа, исходившего от ее тела, он был охвачен мучительным водоворотом чувств и не мог удержаться от того, чтобы мельком взглянуть на эту нежную и упругую грудь.
Однако Виктор не считал, что его мысли порочны. Он знал: только так его мозг может снова расставить все по своим местам после колоссального потрясения оттого, что подруга и коллега запрыгнула к нему в машину, пригнулась на переднем сиденье и стала выкрикивать немыслимые команды. Бывают обстоятельства, при которых для сохранения здравого смысла человеку приходится хвататься за соломинку — он ухватился за грудь Элисы. Поправка: она послужила основой для восстановления моего спокойствия.
— За нами… за нами кто-то гонится? — промямлил он, доехав до квартала Кампо-де-лас-Насьонес.
Она сидела, повернув голову назад, и от этого ее грудь была повернута к нему и еще более резко выделялась.
— Не знаю.
— Куда теперь?
— На трассу, ведущую в Бургос.
И тут она вдруг ссутулилась, и ее плечи затряслись от всхлипываний.
Рыдания были ужасные. Из головы Виктора испарился даже образ ее груди. Он никогда не видел, чтобы кто-нибудь из взрослых так плакал. Он позабыл обо всем, даже о собственном страхе, и заговорил таким решительным голосом, что даже сам удивился:
— Элиса, пожалуйста, успокойся… Послушай: я с тобой, я всегда был с тобой… Я тебе помогу… Что бы с тобой ни случилось, я тебе помогу. Клянусь тебе.
Она вдруг взяла себя в руки, но, как ему показалось, не от его слов.
— Прости, что я тебя в это втянула, Виктор, у меня не было другого выхода. Я ужасно боюсь и от этого страха становлюсь подлой. Становлюсь сволочью.
— Нет, Элиса, я…
— Все равно, — перебила она, откидывая назад длинные волосы, — тратить время на извинения я не буду.
Только теперь он заметил у нее в руках какой-то плоский продолговатый предмет, завернутый в полиэтиленовый пакет. Это могло быть что угодно, но держала она его по-особенному: правая рука крепко сжимала один конец, а левая едва касалась другого.
После приземления в Барахасе двум мужчинам не пришлось проходить паспортный контроль или показывать какие-то документы. Они даже не воспользовались ведущим к зданию аэропорта рукавом, по которому прошли остальные пассажиры, а спустились по стоявшему рядом трапу. Внизу их ждал фургон. Сидевший за рулем молодой человек был воспитан, вежлив, улыбчив и очень хотел попрактиковаться в английском, выученном на вечерних занятиях:
— В Мадриде не так холодно, правда? В смысле, в это время года.
— Да уж, — охотно согласился старший из двух мужчин, высокий худой человек с довольно длинными снежно-белыми волосами, редеющими на макушке. — Обожаю Мадрид. Как только могу, вырываюсь сюда.
— Похоже, в Милане таки было холодно, — заметил водитель. Он хорошо знал, откуда прилетел самолет.
— Верно. Но хуже всего, что шел дождь. — И мужчина потом добавил на беглом испанском: — Приятно вернуться в прекрасный испанский климат.
Оба засмеялись. Смеха второго, более плотного мужчины водитель так и не услышал. Судя по его внешнему виду и по выражению лица, на которое водитель обратил внимание, когда они садились в фургон, он решил, что, пожалуй, лучше его и не слышать.
Если этот тип вообще умеет смеяться.
Бизнесмены, — заключил водитель. — Или бизнесмен и его телохранитель.