— Боже… Что случилось с его лицом? — спросил Фабель.
— Угри, — ответил комиссар портовой полиции. — Они прежде всего набрасываются на раны. Именно поэтому я решил, что его глаза были изъяты до того, как парня бросили в реку. Все остальное сделали угри. Через глазницы они проложили себе путь в череп, где находится главный источник протеина. То же произошло и с разрезом на горле.
Фабель вспомнил, как описывает ловлю угрей в своем знаменитом романе «Жестяной барабан» Гюнтер Грасс. Если верить писателю, то рыбаки в качестве приманки использовали голову мертвой лошади. Когда они извлекали голову из воды, в мертвых глазницах животного змеились десятки угрей. Это означало, что когда этот труп поднимали на поверхность, из глаз его свисали угри, не желавшие расставаться с драгоценным источником пищи. Тошнота усилилась, и Фабель, прежде чем заговорить, предпринял поистине героические усилия, чтобы остановить поднимающийся к горлу из недр желудка комок.
— А что вы скажете о деформации вокруг торса? У вас есть на этот счет какие-нибудь соображения?
— Да, — ответил комиссар портовой полиции. — Тело было туго обвязано веревкой. Нам удалось достать порядочный кусок. Мы полагаем, что к ней был привязан груз. Веревка либо разорвалась, либо груз выскользнул из петли, что и повлекло за собой всплытие тела.
— И он уже был в таком виде? Я хочу сказать, он был обнажен?
— Да. Ни одежды, ни удостоверения личности. Ничего.
Фабель дал знак служителю морга, и тот, задвинув лоток с трупом в шкаф, плотно закрыл дверцу. Тело скрылось, но дух его остался в помещении в виде трупной вони.
— Если не возражаете, — сказал Фабель, обращаясь к спутникам, — то мы могли бы продолжить беседу в другом месте.
Никто, естественно, не возражал, и скоро они уже были на свежем воздухе рядом с автомобильной стоянкой. Из помещения они выходили молча, и, лишь оказавшись на улице, все, словно по команде, вдохнули полной грудью.
— До чего ж погано… — произнес Фабель, открыл мобильный телефон, набрал номер Хольгера Браунера, и попросил начальника бригады экспертов провести ДНК-анализ глаз, найденных в «Фридхофе». Анализ был необходим, чтобы установить, не принадлежит ли лишняя пара глаз выловленному в Эльбе телу. Закончив разговор, он поблагодарил комиссара портовой полиции за то, что тот согласился потратить на них время.
Когда коллега отъехал, Фабель сказал Марии:
— Ты понимаешь, что означают эти веревка и груз?
— Да, — ответила Мария, — веревка и груз означают, что покойник не предназначался для наших глаз. Убийца не хотел, чтобы мы его нашли.
— Именно, — согласился Фабель. — Предположим на минуту, что лишняя пара глаз действительно принадлежит выловленному в реке телу. Это означает, что этот парень — не более чем донор. Его прикончили, чтобы добыть еще одну пару глаз.
— Вполне возможно.
— Да… Но насколько сильно еще одна пара глаз, «кинутая на Гретель», обогащает мизансцену? Почему не ограничиться глазами Унгерера? И с другой стороны, если вам для полноты картины требуются дополнительные глаза, то почему лишь одна пара? Почему, скажем, не полдюжины?
— Что вы хотите этим сказать? — насупившись, спросила Мария.
— Все очень просто. Я мысленно возвращаюсь к тому времени, когда главным подозреваемым был Ольсен. У него имелся мотив для убийства Грюнн и Шиллера, но причин убивать остальных у парня не было. — Фабель кивнул в сторону Института судебной медицины и продолжил: — Человек, который находится там, умер не из-за своих глаз. Для его убийства имелись другие причины. Он — отклонение от сценария, на которое был вынужден пойти человек, которого мы ищем. И именно поэтому убийца не хотел, чтобы мы обнаружили тело. Он в этом не нуждался.
— Но тогда почему? — сохраняя хмурый вид, спросила Мария, — Почему он убил этого парня?
— Может быть, жертве было известно, кто совершил все эти убийства. Или он располагал какими-то сведениями, утечки которых опасался убийца… — Фабель растер точки по обе стороны носа двумя пальцами и взглянул на серое небо. Затем он снова помассировал синусы и сказал: — Надо будет попросить экспертов снять с трупа отпечатки пальцев, что, учитывая его состояние, совсем не просто, и сфотографировать татуировку. Мы должны идентифицировать тело, и для этого я готов обойти всех профессиональных татуировщиков Гамбурга.
Когда они ехали в Президиум, угрожавшая весь день Гамбургу гроза наконец разразилась.
15.00, понедельник 26 апреля. Санкт-Паули, Гамбург
Как и предполагала Анна, у Фендриха не было никакого сколько-нибудь серьезного алиби на то время, когда произошло последнее убийство. Он даже не мог сказать, что смотрел телевизор, ибо был не в силах припомнить вечернюю телевизионную программу. Учитель сказал, что весь вечер читал и готовился к урокам. Всем было ясно, что Анна давно сочувствует этому человеку. Фендрих был потрясен тем надругательством, которому подверглась могила его матери. Фабель подозревал, что Анна зашла в своих симпатиях настолько далеко, что даже стала отвергать теорию Фабеля, согласно которой убийца подставил Фендриха, чтобы выиграть время или отвести от себя подозрения.
Но по крайней мере им удалось установить, кому принадлежали глаза. Анализ ДНК подтвердил, что хозяином одной пары был Бернд Унгерер, а вторая соответствовала генетическому коду выуженного из Эльбы человека. Проведенный Хольгером Браунером анализ волос показал, что покойный был наркоманом, но в последнее время зельем не злоупотреблял. Доктор Меллер подтвердил, что причиной смерти было широкое рассечение горла. Наличия воды в легких патологоанатом не обнаружил. Иными словами, человек умер до того, как его бросили в воду.
Кроме того, Фабель получил ордер на обыск двух помещений. Одно из них занимала некая Лина Риттер — проститутка, об исчезновении которой заявила в полицию ее сестра. Фабель затребовал файл, и из него стало ясно, что женщина в традиционном национальном наряде, обнаруженная на кладбище «Ольсдорф», не кто иная, как Лина Риттер.
Второй ордер был выдан на обыск студии татуировщика в одном из самых подозрительных кварталов Санкт-Паули. Полицейские участки всех районов Гамбурга получили указания проверить расположенные на их территории салоны и показать татуировщикам фотографии рисунков на теле утопленника. Кто-то из «художников» мог их узнать. Юный, но, безусловно, толковый обермейстер патрульной службы не бросил дело, даже узнав, что находящееся на его участке ателье постоянно закрыто. Он начал спрашивать соседей, не знают ли те, где может быть его владелец. Никто не знал, где находится Макс Бартманн, но все выражали недоумение: Макс жил в квартире над салоном, обожал свое искусство, и его заведение закрывалось очень редко, да и то ненадолго.
Студия оказалась крошечной. Она состояла из единственной комнаты, об окне которой можно было бы сказать, что оно выходит на улицу, если бы стекла не были заклеены фотографиями и рисунками, возвещающими прохожим о таланте работающего за окном мастера. Дневной свет с трудом пробивался через этот коллаж, и Фабелю, чтобы рассмотреть помещение, пришлось включить свисающую с потолка единственную лампу без абажура. Он поблагодарил патрульного и попросил его подождать снаружи. Оставшись вдвоем, Фабель и Вернер более внимательно осмотрели тесную студию. У одной из стен находился маленький столик с разбросанными на нем журналами. У торцов стола располагались два старых, изрядно потертых кожаных кресла. У другой стены стоял физиотерапевтический стол с мягкой обивкой, а рядом со столом находился вращающийся табурет. К краю стола крепилась меняющая углы наклона лампа. Из электрической розетки на стене свисал пучок проводов. Провода шли к металлической коробке с тумблером и диском, а выходящий из коробки провод соединял ее с алюминиевой машинкой для татуировки. Три других машинки лежали на столе. На стене висел шкафчик, в котором рядами выстроились разноцветные пузырьки с татуировочной тушью, стояла коробка с иглами, лежали упаковки хирургических перчаток и стерильных салфеток. Там же хранились трафареты стандартных рисунков.