— Куда ты собрался нести это платье? — хрипло спросил он.
— Мама попросила его забрать, — ответил Франц.
— Нет, — ответил Клайв. — Это платье останется здесь, — сказал он, ухватившись за чехол.
— Не веди себя как идиот, — твердо сказал Франц. — Маме оно нужно.
— Зачем?
— Она идет в театр с Молли и Джеком, — быстро ответил Франц.
— Нет, — повторил Клайв и выхватил чехол.
Франц разъяренно рванул чехол на себя. В дверях он остановился и посмотрел на отца.
— Я тебя больше не понимаю, — сказал он. — Не то чтобы я тебя вообще когда-нибудь понимал, это правда. Но теперь я тебя совершенно не понимаю, — сказал он и вышел.
Весь остаток вечера Клайв пытался перестать представлять себе Кэй в театре вместе с Молли и Джеком. Это было невозможно. Джек в черном костюме, гладко выбритый и только что подстриженный, глаза внимательные, взгляд сосредоточенный, рот на этот раз мягкий и расслабленный. Рядом с ним — Кэй в черном платье, бледная и красивая, сидит в кресле с обивкой, окруженная замершими в ожидании людьми, понимающая рука Молли накрывает ее руку.
В начале весны они все вчетвером ходили в оперу, и это был особенный вечер. В антракте они выпили слишком много просекко, и получилось так, что Кэй возвращалась в зал первой, так что Клайв сидел между ней и Джеком. Он не мог сконцентрироваться во время второго акта и постоянно думал о том, что сидит между двумя людьми, которые значат для него больше всех на свете. Кэй просунула свою руку в его, а правой стороной тела он чувствовал дрожащее тепло Джека, то, как тот шевелится, как смеется, как нагибается к коленям. Измена Кэй и Джека показалась вдруг непростительной.
Принятое решение позволило ему успокоиться. Человеческая особь по сути своей одинока, и, в отличие от других беглецов от действительности, он смотрел этому факту в глаза. Его профессиональная реабилитация теперь важнее всего. Кэй наверняка вернется домой. В конце концов, у нее нет денег.
На следующее утро он впервые за три недели вышел на работу. Подъехал к университету на велосипеде и уверенно зашагал по коридору. Майкл вышел из своей лаборатории.
— Клайв, дружище, — сказал он. — Хорошо, что вы вернулись.
— Доброе утро, — ответил Клайв, проходя мимо молодого человека и направляясь к своему кабинету.
Воздух здесь был пыльным и спертым, и он открыл окна. Чуть позже вошла его секретарша со стопкой писем, слухи уже распространялись, и, когда подошло время обеда, Клайв принял приглашение Майкла поесть в столовой вместе с остальными. Все были рады его видеть.
После обеда они начали приготовления к своему докладу. Они с Майклом просмотрели результаты опыта с конденсированием, которые выглядели очень обещающе. Майкл показал множество фотографий с микроскопа, которые были сделаны в ходе опыта, и на них было четко видно, что первичные хрящевые образования у зародышей птиц развиваются в пястную кость и четвертую фалангу и участвуют в образовании четвертого пальца, что означает одно — передние конечности птицы не могли быть образованы от лап динозавра, если только речь не шла о мутациях и в симметрии пальцев, и в действующей центральной оси руки, а это в высшей степени невероятно. Клайв негромко присвистнул. Действительно, выглядит очень неплохо. Майкл пах каким-то мужским одеколоном, запах которого поднимался от V-образного выреза его футболки и щекотал Клайву нос. Если бы не жена и двое детей, вполне можно было бы подумать, что… Клайв слегка отодвинулся.
— Я приглашаю всех в стейк-хауз, — воскликнул Клайв. — Это нужно отпраздновать!
Кроме Майкла он пригласил Джона, Энджелу, Пайпер, секретаршу Энн, двух аспирантов и двух новеньких дипломников. Всю свою верную команду.
Никто из них не смог пойти. Майкл обещал сидеть с детьми.
Вечер Клайв употребил на то, чтобы прочесать программу на сайте XXVII орнитологического симпозиума. Самовлюбленный Тюбьерг должен был выступать ни много ни мало четыре раза, что ничуть не удивило Клайва, однако он поразился, что в программе не было заявлено доклада Хелланда. Он никогда не участвовал в симпозиумах за пределами Европы, наконец-то получил возможность выступить со своей бессмыслицей у себя на родине — и не ухватился за такой шанс? Странно. Вообще говоря, Клайв и Хелланд не общались уже довольно долго, понял Клайв, проверив электронную почту. Он взялся было перечитывать какие-то их старые письма, но быстро с этим завязал. Он не знал никого столь язвительного и ехидного, как Ларс Хелланд, и это портило ему настроение.
На улице было тепло, и Клайв распахнул двери в сад и позвонил Майклу, чтобы обсудить с ним постер. К телефону подошла дочь Майкла.
— Нет, мистер Фриман, папы, к сожалению, нет дома, — сказала она.
— Кто же за вами смотрит? — удивленно спросил Фриман. Девочка рассмеялась:
— Мне пятнадцать лет, а моей сестре тринадцать, так что мы вполне можем сами за собой присмотреть.
Фриман качнул головой.
— Где твой папа? — спросил он.
— Он на каком-то собрании в университете, — ответила девочка.
Клайв поблагодарил и положил трубку.
Какое-то время он посидел, глядя в воздух перед собой, потом снова повернулся к компьютеру и зашел на сайт копенгагенского Зоологического музея. К своей большой радости, он увидел, что в музее проходит выставка, посвященная перьям. Радость была короткой, потому что выставка называлась «От динозавра до одеяла». Они что, никогда не уймутся? Наверняка куратором этой чертовой выставки был Тюбьерг. Через несколько лет, когда Клайва, к сожалению, уже не будет в живых, зоологические музеи по всему миру станут сокрушаться, как ужасно они ошибались.
Джек никак не давал о себе знать, Кэй продолжала жить у Франца. Клайва ужасно раздражало, что она не возвращается домой, но с этим придется подождать до конца симпозиума.
Опыт по конденсированию и конференция в Копенгагене могли стать решающими для его последующей карьеры, и ему нужно было сконцентрироваться. По ночам ему снился Джек. Темные, кислые, полные звуков сны, высвечивающееся вспышками лицо Джека, так что единственное, что различал Клайв, была торчащая вперед верхняя губа. Он начал принимать перед сном по половине таблетки снотворного, и ночи, к его облегчению, стали черными и пустыми.
Девятого октября Майкл и Клайв вылетели в Копенгаген. Обычно Клайв ненавидел трансатлантические перелеты, но в этот раз его раздражение было приглушено тем, что Майкл добился перевода в бизнес-класс. Клайв отошел в туалет, а когда вернулся, Майкл махал в воздухе посадочными талонами, улыбаясь до ушей. Всю дорогу они провели более чем комфортно и обсуждали презентацию, пока хорошенькие стюардессы разносили лакомства. Клайв заметил, каким внимательным снова стал Майкл. После того как Майкл защитил диссертацию, был какой-то переходный период, когда он все хотел решать сам. Клайв был этим очень недоволен. Когда ты стоишь на научном минном поле, как Клайв, тебе нужна лояльная поддержка, а не капризные попытки проявления самостоятельности. Теперь он мог сказать, что Майкл по-настоящему состоялся в профессиональном плане. У него почти не было возражений, а в тех редких случаях, когда они появлялись, они были профессиональными, точными и направленными исключительно на то, чтобы еще лучше вооружить Клайва на его позиции.