— Ну что, значит, у нас будет ребенок, — сказал он, улыбаясь, когда они встретились после перерыва.
Анна пристально всматривалась в него:
— Ты рад?
— Я бы предпочел, чтобы это случилось в другое время, — ответил он.
Они съехались незадолго до рождения Лили. Это было почти три года назад.
Зоологический музей находился сразу за кафедрой биологии, его здание высилось над остальными корпусами торжественно, как украшенный к празднику пароход. Доступ на два верхних этажа был открыт для всех, на нижних этажах вокруг огромного несгораемого хранилища, в котором находились все коллекции насекомых, моллюсков и позвоночных, собранные, описанные и сохраненные датскими учеными на протяжении сотен лет, симметрично располагались лаборатории и кабинеты. Зал позвоночных с его огромной коллекцией находился на четвертом этаже, под ним было два Зала беспозвоночных, а в самом низу, в подвале, располагался Китовый зал, в котором, помимо прочего, хранился скелет огромного усатого кита.
Внештатного научного руководителя Анны звали Эрик Тюбьерг, он был специалистом в области морфологии позвоночных животных (изучал развитие верхнего нёба у птиц) и полной противоположностью Ларса Хелланда, — маленький, ловкий, с тонкими русыми волосами и темными глазами. Для работы он всегда надевал очки с очень толстыми стеклами, и эти очки всякий раз заставляли Анну улыбаться, потому что только в них Тюбьерг казался самим собой. Тюбьерг был застенчив и очень серьезен. Он никогда не отменял их встреч, всегда приходил на них подготовленным, приносил книги, которые упоминал в прошлом разговоре, или обещанные копии статей. Он тщательно выговаривал каждый слог, у него долго были сложности с тем, чтобы смотреть Анне в глаза, и он добавлял в свой угольно-черный чай невообразимое количество сахара. Те несколько раз, когда Анна пыталась выудить из него какую-то информацию, не имеющую отношения к биологии, он просто захлопывался, как устрица.
Именно Тюбьерг впервые привел Анну в Зал позвоночных.
— В костях невозможно разобраться, только разглядывая учебники, — говорил он, пока они шли по коридору к залу. — И ни в коем случае нельзя, — добавил он, строго глядя на Анну, — делать какие-то выводы о костях, основываясь на рисунках или фотографиях, ни в коем случае!
Тюбьерг открыл дверь в хранилище и исчез между рядами шкафов. Анна постояла немного в дверях, ошеломленная непривычным запахом законсервированных животных, и наконец решилась войти. В зале не было ни темно, ни светло — как в туалете с защитой от наркоманов, где туалетную бумагу видно, но вену на руке не разглядишь.
Зал позвоночных представлял собой одно большое помещение, разгороженное шкафами со стеклянными дверцами и ящиками. За стеклянными дверцами стояли чучела животных, ящики были полны коробок разных размеров, в которых лежали очищенные и продезинфицированные кости. Тюбьерг прошел между рядов и остановился в центре зала. Он явно чувствовал себя здесь как дома.
— Тут у нас птицы, — довольно сказал он. Вытяжка издала странный звук, в зале воняло. Анна взглянула на шкафы, в которых чучела птиц вытягивались друг за другом в шеренги. Страусообразные, дронты, маленькие воробьинообразные всех мастей. Тюбьерг прошел чуть дальше, свернул налево и исчез за поворотом.
— Это священное место, — сказал он откуда-то из темноты, и Анна услышала, как он хлопает дверцами шкафов. Она подошла вплотную к одному из шкафов, прижала нос к стеклу и попыталась разглядеть стоящую за ним большую коричневую птицу с крупными хвостовыми перьями. Крылья были расправлены, как будто в момент смерти птица как раз собиралась взлететь или садилась на землю, и Анна заметила чучело мыши, живописно торчавшее у птицы в клюве. Размах крыльев составлял по меньшей мере два метра, так что все соседи по шкафу рядом с ней были похожи на стаю перепуганных кур.
— Беркут, — сказал Тюбьерг, и Анна вздрогнула.
Он обошел шкафы и незаметно подошел к ней со спины. Под мышками он держал два продолговатых ящика. Она потянулась вперед и оперлась на один из шкафов.
— Осторожно со стеклами, — предупредил он. — Это настоящий хрусталь, поэтому они такие выпуклые.
— Почему здесь так темно? — спросила Анна.
— Пойдемте, — сказал он, игнорируя вопрос. Анна вышла за ним в коридор и только тут почувствовала, что у нее дрожат ноги.
— Ну, давайте посмотрим, — сказал Тюбьерг, с размаху опускаясь на стул у окна. — Это Rhea americana, — он осторожно вынул из коробки птичий череп.
— Это нелетающая птица, вторично утратившая способность к полету, так что ее скелет во многом напоминает скелет хищных динозавров, а значит, отлично подходит для упражнений. Кости проще изучать на нелетающих, — пояснил он, — у летающих птиц все смешано. Кости нелетающих птиц, вторично утративших способность к полету, похожи тем не менее на кости примитивных птиц. Давайте попробуем вместе.
Анна устроилась поудобнее и наблюдала за тем, как Тюбьерг вынимает из коробки все части скелета и кладет их на стол. Комплект для сборки птицы. Она с любопытством следила, как он раскладывает кости парами. Сама она совершенно не разбиралась что к чему, но ей нравились бережные движения его рук.
Они просидели у окна почти два часа. Тюбьерг пару раз продемонстрировал, как собирается скелет, после чего предложил Анне попробовать сделать это самой. Он подчеркнул, что ей придется освоить множество превращений и приспособлений в птичьем скелете, чтобы она могла понять суть спора. Ведь все те ученые, которые по-прежнему отказываются признавать, что птицы — это современные динозавры, являются специалистами в области орнитологии, а их лидер — знаменитый орнитолог Клайв Фриман.
— Вы что-нибудь слышали о нем? — спросил Тюбьерг, и Анна кивнула. Клайв Фриман был профессором орнитологии в отделении эволюции, палеобиологии и систематики птиц Университета Британской Колумбии, кроме того, он автор нескольких фундаментальных и получивших широкое признание работ, посвященных птицам.
— Он очень талантливый орнитолог, — продолжал Тюбьерг, — и прекрасно разбирается в своем предмете. Если вы хотите владеть материалом и надеетесь разбить его аргументацию, вы должны разбираться в тех областях анатомии и физиологии птиц, к которым Фриман постоянно отсылает оппонента и из которых исходит в своем совершенно абсурдном выводе, что птицы не являются динозаврами.
Тюбьерг замолчал, глядя перед собой.
— Позиция Клайва Фримана и его команды не имеет под собой никаких научных оснований, — продолжил он, — потому что все, включая и окаменелости, и признанные систематические методы, подтверждает близкое родство между птицами и динозаврами. Но они все-таки не унимаются, — Тюбьерг выдержал взгляд Анны, его глаза сузились. — Почему?
Анна держала в руках вороньевидную кость и пыталась угадать, какая ее часть соединяется с грудиной. Тюбьерг протянул ей лопатку, подтверждая тем самым правильность ее догадки. Протягивая ей кость, он посмотрел на нее проникновенно: