Да, ты угадала — это был Массимо. Он уже смолоду был большим и громогласным, это сейчас уже притих немного. Я стиснул его руку.
— Росси? Что? Что с ним?
— Он пропал. Исчез. Полиция обыскивает кабинет.
Я бегом бросился к зданию, которое выглядело как обычно: с пыльными лучами вечернего солнца и толпами студентов в полутемных коридорах. На втором этаже, перед кабинетом Росси, офицер полиции беседовал с деканом и еще несколькими незнакомыми мне людьми. Навстречу мне из кабинета вышли двое мужчин в темных костюмах. Они плотно закрыли за собой дверь и направились к лестничной площадке, куда выходили двери аудиторий. Я пробился вперед и заговорил с полицейским:
— Где профессор Росси? Что с ним?
— Вы его знаете? — спросил полисмен, отрываясь от своих записей.
— Он мой куратор. Я был здесь позапрошлым вечером. Кто сказал, что он исчез?
Подошел декан, поздоровался со мной за руку.
— Вы что-нибудь знаете? Хозяйка его квартиры позвонила сегодня днем и сказала, что он уже две ночи не был дома — не заказывал ни завтрака, ни ужина. Она уверяет, что такого с ним никогда не бывало. И он пропустил факультетское собрание, не предупредив по телефону, — такого с ним тоже ни разу не случалось. Потом зашел студент: они договорились о встрече, а кабинет оказался заперт и Росси не показывался. В довершение всего он пропустил сегодняшнюю лекцию, так что я распорядился вскрыть кабинет.
— И он был там? — Я сдержал судорожный вздох.
— Нет.
Я тупо проталкивался мимо них к двери Росси, однако полисмен удержал меня за локоть.
— Не спешите, — сказал он. — Говорите, позапрошлым вечером вы здесь побывали?
— Да.
— Когда вы видели его последний раз?
— Около половины девятого.
— Кто-нибудь еще был рядом? Я задумался:
— Да, еще двое наших аспирантов — кажется, Бертран и Элиас. Они вышли вместе со мной.
— Хорошо. Проверьте, — приказал офицер одному из своих людей. — Вы не заметили каких-либо странностей в поведении профессора?
Что я мог сказать ему? Да, разумеется, — он уверял меня, что вампиры существуют, что Дракула ходит среди нас и что я унаследовал проклятье, обрушившееся на него из-за излишнего научного любопытства, а потом свет погас, словно гигантская…
— Нет, — сказал я, — мы обсуждали мою диссертацию и проговорили до полдевятого.
— Вы уходили вместе?
— Нет. Я вышел первым, а он проводил меня до дверей и вернулся в кабинет.
— Покидая здание, вы не заметили чего-либо или кого-либо подозрительного? Ничего не слышали?
Я снова промолчал.
— Нет, ничего. Вот разве только на улице было темно. Фонари погасли.
— Да, нам сообщали. Однако вы не видели и не слышали ничего необычного?
— Нет.
— Пока что вы последний, кто видел профессора Росси, — настаивал полицейский. — Подумайте хорошенько. В вашем присутствии он не говорил и не делал ничего странного? Не упоминал депрессию, самоубийство — ничего такого не было? А может быть, говорил, что собирается уехать, скажем, попутешествовать?
— Нет, ничего такого не было, — чистосердечно ответил я. Полицейский удостоил меня пристального взгляда.
— Мне понадобится ваше имя и адрес.
Он записал мой ответ и обратился к декану.
— Вы можете поручиться за этого молодого человека?
— Он, безусловно, тот, кем себя назвал.
— Прекрасно, — сказал мне полисмен. — Я бы попросил вас зайти со мной и сказать, не замечаете ли вы чего-нибудь необычного. Особенно по сравнению с последним вечером. Ничего не трогайте. Честно говоря, обычно в таких случаях разгадка оказывается вполне заурядной: семейные неприятности или небольшой нервный срыв — скорей всего, через пару дней он объявится. Миллион раз такое видел. Но поскольку на столе кровь, приходится проверить все возможности.
Кровь на столе? Ноги у меня подкашивались, но я заставил себя не спеша пройти в кабинет следом за полицейским.
Десятки раз я заходил в эту комнату при дневном свете и видел ее точь-в-точь такой же: прибранной, уютной, с удобно расставленной мебелью и аккуратными пачками книг и бумаг на столах и полках. Я шагнул ближе к столу. Через застеленную коричневой бумагой столешницу тянулась длинная темная лужица — давно впитавшаяся и засохшая коркой. Полисмен ободряюще тронул меня за плечо.
— Потеря крови не настолько значительная, чтобы причинить смерть, — заметил он. — Возможно, сильное носовое кровотечение или иное кровоизлияние. При вас у профессора Росси не шла носом кровь? Он не жаловался на недомогание?
— Нет, — ответил я, — я не разу не видел, чтоб у него… шла кровь, и он никогда не жаловался на здоровье.
До меня вдруг с болезненной ясностью дошло, что в течение всего разговора я говорю о наших встречах в прошедшем времени, как будто они прекратились навсегда. У меня сжалось горло, когда я вспомнил, как весело он прощался со мной в дверях кабинета. Может быть, Росси порезался — пусть даже преднамеренно — в мгновенном помутнении рассудка, а потом поспешно вышел, заперев кабинет? Я пытался представить себе, как он блуждает по парку, голодный и продрогший, или садится в первый подвернувшийся автобус и едет неизвестно куда. Картина не складывалась. Я никогда не встречал более выдержанного и здравомыслящего человека, чем Росси.
— Осмотритесь как следует. — Полисмен выпустил мое плечо.
Он не спускал с меня глаз, и я ощущал спиной взгляды теснившихся у двери людей. Вдруг мне пришло в голову: если окажется, что Росси убит, я окажусь первым подозреваемым. Однако Бертран и Элиас должны были подтвердить мои показания, а я, в свою очередь, мог обеспечить их алиби. Я осматривал предметы один за другим, пытаясь угадать то, что видели они два дня назад. Безнадежное упражнение: все здесь было как всегда солидным и настоящим, только вещи эти больше не принадлежали Росси.
— Нет, — сказал я наконец, — все как было.
— Прекрасно, — полицейский развернул меня к окну, — а теперь взгляните!
На белой известке потолка, высоко над нами, растекалось темное пятно. Его конец был смазан в сторону окна, будто указывая на что-то снаружи.
— Это, видимо, тоже кровь. Не волнуйтесь: она могла и не принадлежать профессору Росси. Потолок слишком высокий: даже с табуретки до него не просто дотянуться. Но мы все проверим. А теперь вспомните — Росси не упоминал, чтобы в кабинет залетали птицы? А может, выходя, вы слышали, как что-то влетело в окно? Кстати, оно было открыто?
— Нет, — сказал я, — ничего такого он не упоминал. И окна были закрыты, ручаюсь.
Я не мог отвести глаз от пятна: мне казалось, что стоит всмотреться получше, и я сумею прочесть что-то в его страшных, таинственных очертаниях.