Алану хорошо знаком сектор, где развернут итальянский контингент. Поначалу это была спокойная зона. В военных действиях итальянцы не участвовали; их воинские соединения выполняли вспомогательные функции по контролю над территорией. Но потом и этот сектор, как все прочие, превратился в зону военных действий.
Хотя миссия и называлась миротворческой, это был вооруженный конфликт со всеми вытекающими последствиями.
С тяжелым сердцем он слушал комментарий на фоне хроники нового теракта. Еще несколько месяцев назад он, как и эти солдаты, носил каску и светлую камуфляжную форму на другом конце света. И в ситуацию успел вникнуть по самое некуда. Техника простая. Подходит к тебе кто-нибудь – поди знай, что у него на уме, ведь у человека на лбу не написано, что он смертник. Иной раз это были совсем малолетки, из тех, что клянчили сигареты. Потом вдруг адский взрыв, и всюду кровь, клочья мяса, люди, с воплями катающиеся по земле.
Те, кто еще мог вопить.
Алан перевел взгляд на свои ноги, покоящиеся под одеялом, точнее, на то, что от них осталось.
Выпуклости обрывались сразу же за подносом, чуть выше тех мест, где когда-то были колени.
Кое-какие привычки изжить трудно. Тело подводит нас не только своей забывчивостью, но и способностью хранить воспоминания в неприкосновенности…
Он до сих пор испытывает противоестественные ощущения. Тепло, холод, зуд в конечностях, которых больше нет. И это еще хорошо; было время, когда он испытывал такую боль, как будто с ног заживо сдирали мясо.
«Отголоски былых конечностей» – так он мысленно это называл.
Когда он снова уперся взглядом в экран, репортаж из Ирака уже закончился. Зато в памяти всплыли обернутые знаменами гробы, готовые к отправке на родину.
И тут же припомнились слова старого индейца, которого он часто навещал, любил и считал едва ли не членом своей семьи.
Война – самая глупая из людских выдумок.
Старик был прав, но, когда родина позвала его, все равно пошел воевать. Стал героем Второй мировой, и только теперь Алан до конца понял, как тяжело было ему тащить эту ношу. Вот и лейтенант флота Алан Уэллс, когда возникла такая необходимость, поступил по велению сердца. Прибыв в Тикрит, он честно исполнял свой воинский долг. А долг повелел ему рискнуть жизнью ради спасения людей, вверенных его попечению.
Рискнул, и недаром: тех людей он спас. В тот раз ни один обернутый знаменем гроб не был отправлен на родину для торжественных похорон. Но взамен он вылил не один литр своей крови в красный, жаждущий песок пустыни, что впитал ее, даже не изменив цвета.
Он оставил там обе ноги – от колен и ниже.
За это его назвали героем и вручили медаль.
Две ноги – одна медаль.
По полмедали на ногу. Не слишком выгодная сделка.
Но на передовой выгодных и не бывает.
Anaa'.
Так называют войну навахи. К ним тоже в свое время езжали с «миротворческими» миссиями, хотя и без особой необходимости. Когда колонизация стала масляным пятном расползаться на Запад, ей придумали оправдание и соответствующий лозунг. С Востока понаехало много народу, привлеченного обещаниями новой жизни, миражем плодородных земель, богатых недр и того, что пропаганда окрестила неотъемлемым правом, законом судьбы. Но то был закон белых, и никому не пришло в голову распространить его на краснокожих. Согласно цикличной логике времен, все повторяется. По глубокому убеждению Алана, история, в сущности, смертная скука. Единственное, что вызывает любопытство: какие же новые неимоверные оправдания измыслят люди для своего варварства?
Он вновь поднял глаза.
В другом углу самой большой комнаты дома на Форест-Хайлендс к деревянному ларю были прислонены два новеньких протеза – настоящее произведение искусства, один вид которого леденил кровь. Отец, как всегда, не поскупился и добыл сыну лучшее из всего, что существует в этой отрасли. Три недели назад Алан начал привыкать к протезам. Через день к нему ездил специалист от фирмы-производителя из Финикса и учил правильно ими пользоваться. Манипуляции с удержанием равновесия и правильным распределением веса по стыкам заменителя настоящей конечности крайне сложны. Алана уверяли, что, овладев этим искусством, он сможет передвигаться вполне нормально и что многие даже занимаются спортом на протезах. Ему продемонстрировали видеозапись: человек на протезах пробежал стометровку, показав хороший результат для спортсмена на двух ногах.
Но пока протезы приносят ему только боль и разочарование. Стоит попробовать сделать несколько шагов без костылей, он сразу же падает. Правда, врач все время начеку и ни разу грохнуться на пол ему не дал. Несмотря на неудачное начало, Алан продолжает учиться, стиснув зубы, как прежде, как всегда.
Зазвонил на столике беспроводной телефон. Алан протянул руку за трубкой и нажал кнопку.
– Да.
В трубке послышался голос отца, чуть менее решительный, чем всегда:
– Привет, Алан, это я. Все в порядке?
– Да, все в порядке.
– Физиотерапевт пришел?
– Нет еще.
– Ладно. Держись, парень. Ты сдюжишь, я знаю.
– Конечно сдюжу.
Последовала пауза; отец как будто с трудом подбирал слова:
– Знаешь, я тут одну штуку придумал…
Алан про себя отметил, что отец никогда не придумывает «одну штуку». Хоть он и говорит «одну», а на самом деле их штук сто, не меньше. Отметил и тут же устыдился своей мысли. Как бы там ни было, отец искренне ему сочувствует.
Коэн на другом конце провода не услышал его покаянных мыслей и продолжал гнуть свою линию, хотя она и так была достаточно извилистой:
– Я думаю, отчего бы тебе после тренировки не подъехать сюда ко мне. Шофер тебе поможет. На костылях ты уже передвигаешься блестяще. Здесь тебе все будут очень рады. Пора выходить, видеться с людьми, думаю, это пойдет во благо.
Алан постарался не впустить в трубку невольный вздох.
– Хорошо. Я и сам об этом подумывал.
– Вот и славно. Значит, до встречи?
– Да. До встречи.
Он вернул трубку на место, допил кофе и поставил чашку на поднос. Слева на столике лежали стопкой газеты.
Алан взял их и стал просматривать.
«Нью-Йорк таймс», «Ю Эс Эй тудей», «Аризона дейли сан» и «Флагстафф крониклс», местная газета.
Он выбрал последнюю.
Целый подвал на первой полосе занимала статья Эйприл Томпсон. После его возвращения она один раз с присущей ей деликатностью попросила об интервью и с той же деликатностью не стала настаивать, когда он отказался. Узнав, что она теперь ведущий хроникер, он порадовался за нее. Она с детства об этом мечтала и добилась своего. Алан прекрасно помнил ее медно-рыжие волосы и голубые глаза. Статью он прочитал с интересом. Речь шла об убийстве, совершенном неподалеку от города. Насчет него прессе пока ничего не было известно; ожидалось официальное заявление полиции на ближайшей пресс-конференции. За неимением версий, журналистка сосредоточилась на личности жертвы: человек, судя по всему, был странный, сложный, мечтатель-утопист. Так из газетных строк и размытой фотографии Алан узнал о смерти Калеба Келзо. Он знал о нем понаслышке. По отзывам, неплохой был парень.