– Когда идешь на подлость, надо иметь силы, чтобы ее забыть. А я свои переоценила. Потому и пришла сегодня к тебе.

Она посмотрела Алану прямо в глаза, и он все прочел в ее взгляде.

– Не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь меня простить?

Алан долго не отвечал, во всяком случае ей это молчание показалось вечностью. Многие на его месте сказали бы себе в этот миг: «Все-таки есть справедливость на свете».

Вот она перед ним, такая беззащитная. Ничего не стоит воспользоваться этой беззащитностью и насладиться мщением. Он может убить ее одним словом. А может и разрешить вопрос, мучивший его самого. В этот миг он отбросил все сомнения и ответил себе «да». Если бы все повторилось, он поступил бы так же – рискнул своей жизнью ради спасения тех ребят.

Потому и теперь не произнес убийственных слов.

– Конечно, Суон. Я давно тебя простил.

Кто-то вновь запустил время, остановившееся в этих четырех стенах, а на лице Суон, как пожар, вспыхнула улыбка.

– Значит, я могу иногда приходить?

Алан вдруг осознал, что за все время их разговора глаза Суон ни разу не остановились на его ногах.

– Ты не мучайся, Суон. Мы были детьми и наделали много ошибок. Ты, Джим, я. Прошло столько лет, и я думаю, если нам и надо просить у кого-то прощенья, то у самих себя. Мне ты ничем не обязана. И никто тебя не заставляет сюда приходить.

– Ты не веришь в то, что мне самой хочется?

Алан, в отличие от нее, уперся взглядом в протезы, скрытые под спортивным костюмом, только чтобы не видеть ее лица.

– Давай смотреть правде в глаза. У твоих ног весь мир. У меня же вместо ног металл и пластмасса. Что тебе за радость навещать инвалида?

Он все-таки поглядел на нее и улыбнулся, не сознавая, как жестоко прозвучали его слова в сочетании с этой улыбкой.

– Скорее всего, это с твоей стороны не радость, а жалость. А твоя жалость мне совсем не нужна.

Глаза Суон подозрительно блеснули. Она взяла с кресла шляпу, быстро скрыла слезы под темными очками и еле заметно кивнула:

– Я поняла. Прости. Ну тогда я пойду. – Она подошла и мазнула губами по его щеке. – Прощай, Алан.

Этот легкий поцелуй она умудрилась наполнить пьянящим ароматом и недозволенной нежностью.

– Прощай, Суон. Будь счастлива.

Она повернулась к нему спиной и в мгновение ока исчезла за дверью. И весь мир будто перестал существовать, как случалось всякий раз после ее ухода. Алан остался один, и, хотя солнце еще просачивалось сквозь планки жалюзи, ему показалось, что комната вмиг погрузилась в кромешную тьму.

Глава 23

– Ты почему мне не сказала?

Эйприл убрала голову с его плеча и повернулась на бок, стараясь не слишком отдаляться от его теплого тела и чувствовать твердую выпуклость груди и силу ног, переплетенных с ее ногами. Она смотрела на него молча, вытянувшись рядом на постели и уже вернувшись в этот мир.

Когда он поцеловал ее в гостиной, на Эйприл вдруг накатил такой шквал страсти, что слезы вмиг превратились в острые коготки, а рот стал разверстой раной. Они сплелись в объятии, и одежда сама собой упала на пол, как будто для того и была пошита. Джим ощутил под пальцами знакомую гладкость кожи, никогда еще не приводившую его в такой восторг.

А впрочем, она женщина, он мужчина. История стара как мир.

Для древней борьбы тел, именуемой сексом, до сих пор не придумали иного названия. Даже странно, что она повторяется с завидной регулярностью и никому до сих пор не наскучила. Джим смутно чувствовал перемены в этой женщине, но разбираться в них было неохота. Ему хотелось лишь продлить свои ощущения как можно дольше.

А разобраться надо. Пусть даже это чревато новой болью.

Он повторил вопрос, думая, что она не расслышала:

– Почему не сказала?

– О чем?

– О Сеймуре.

Шелковистая кожа отстранилась, уступив место грубой и занозистой реальности. Эйприл потянулась за одеждой, в лихорадочной спешке сброшенной на пол. Джим почувствовал, как напряглись мышцы ее загорелой спины, хотел погладить, но не успел. Голова Эйприл в одушевленном колыханье волос уже вынырнула из ворота блузки. Джим с сожалением наблюдал, как скрывается под ней упругая грудь.

– Что бы это изменило?

Он не ответил. Для такого ответа нужны годы, а они уже пролетели.

– Ты мечтал только о том, чтобы уехать. Глупая история с Суон тут совершенно ни при чем. Дело было не в ней, а в тебе. Я бы, наверное, могла отсрочить твое бегство, и в итоге несчастными оказались бы и ты, и я, и Сеймур.

– Как ты жила все это время?

Эйприл села на постели и стала натягивать брюки.

– Когда поняла, что беременна, уехала к сестре в Финикс. Поступила на факультет журналистики и усердно училась до рождения ребенка. Потом устроилась в «Аризона дейли сан», где проработала года два. Как только представился случай, перешла в «Крониклс» и вернулась во Флагстафф.

– А родителям что сказала?

– Правду. Что полюбила человека, который недостоин жить, но это не значит, что мой ребенок заслуживает смерти. Как ни странно, они меня поняли.

– А Сеймуру?

– Ему сказала, что у него нет отца, что иногда так бывает. Надеюсь, со временем и он поймет.

– А всем остальным?

Джим сразу раскаялся, что задал этот вопрос. Эйприл передернула плечами.

– Ничего. Это моя жизнь и никого больше не касается. Хотя они-то уж точно не поймут.

Сила этой женщины потрясла Джима больше, чем удар самого могучего мужского кулака. Странно, что когда-то она могла счесть его достойным себя.

Он отодвинул эту тему в сторону, понимая, что, на какую точку ни нажми, она, так или иначе, окажется болевой.

– А Сеймур? Какой он?

– Похож на тебя. Ему всего девять лет, а ума и обаяния у него столько же, сколько наверняка было у тебя в этом возрасте. Чего я только не делаю, чтобы он употребил их со смыслом. Даже молюсь.

Джим сел на постели, опустив голову. Эйприл вытянулась во весь рост возле кровати, избавляясь от своих призраков. Иной раз довольно разогнать половину, чтобы они все исчезли.

– Ты сам хотел услышать правду. А она не всегда бывает удобной.

Джим посмотрел на нее, не зная, что сказать. Потом все-таки сказал то, что чувствовал:

– Я хочу с ним познакомиться.

Эйприл обошла кровать и села на краешек с его стороны. Взяла его лицо в ладони и нежно поцеловала.

– Нет, Три Человека.

– Но я…

Она приложила пальцы к его губам. За то, чтобы стать достойным этой женщины, мужчина не пожалеет жизни. Но три человека в одном оказались недостойны ее.