– Так ты знаешь, где ее коттедж?
– Ясное дело, знаю.
– Проводишь меня?
– Конечно. Он здесь, недалеко. Им выделили самый большой коттедж и малость на отшибе. Звезды, сами понимаете. – С этими словами он повернулся и направился в темноту. – Пожалуйте за мной, мистер Уэллс.
Они в молчании пересекли площадь перед клубом, который в этот час был освещен только небольшим фонарем у входа. И охранник, и шофер точно рассчитали свой темп, чтобы, с одной стороны, Алан мог поспевать за ними, а с другой – не замечал их стараний. Они поднялись по тропинке к ряду хоганов и, миновав их, вскоре остановились перед коттеджем, поставленным так, чтобы с веранды открывался великолепный вид на горы.
Два окна в коттедже были освещены. Изнутри, преодолевая барьер окон и двери, доносились голоса.
Алан направился к входу в коттедж, поражавший своей изысканной простотой. Сопровождающие довели его до калитки из штакетника, за которой был маленький палисадник, и дальше Алан пошел один. Пока он шел, опираясь на костыли, звуки голосов все нарастали и наконец превратились в слова. Он остановился на пороге, стыдясь, что подслушивает, но ничего с собой поделать не мог.
Мужской голос звучал громко и сварливо:
– А я говорю, поедешь в Лос-Анджелес со мной. Не хватало еще, чтобы твои глупые капризы сорвали нам всю работу!
В голосе Суон Алан расслышал необычную для нее решимость:
– А я говорю, не поеду.
– Нет, поедешь, я тебя пинками в задницу погоню, если надо будет. Ты контракт подписала и обязана его выполнять. На тебя нашла очередная блажь, но меня в это прошу не впутывать. Трахайся хоть до посинения с этим получеловеком, но…
Голос внезапно оборвался от гулкого звука пощечины. Вслед за этим послышалось злобное шипенье сквозь зубы:
– Ах ты, сука поганая!
И тут же до Алана донеслись сдавленный стон, звук падающего тела, грохот стула об пол.
Алан оперся на левый костыль, а правой рукой взялся за дверную ручку. Дверь была не заперта. Он толкнул ее с такой силой, что она гулко ударилась об стену.
Суон лежала на полу и прикрывала лицо руками. Склонившегося над ней человека Алан узнал по многочисленным фотографиям в журналах и люто возненавидел сразу, как только прочел в тех же самых журналах о том, что Саймон Уитекер взял Суон себе в любовницы.
Еще два шага – и Алан очутился в комнате.
При виде его лицо Суон просияло.
– Алан!
Уитекер выпустил руку, за которую пытался поднять ее с пола, и круто повернулся к нему.
– Только увечных нам тут не хватало! – завопил он, брызгая слюной. – Проваливай к чертям собачьим, калека!
Алан нанес удар без предупреждения. Выпустив правый костыль, он размахнулся и со всей яростью, на какую был способен, вмазал кулаком в самый центр этой побагровевшей физиономии. Месяцы гимнастики на руках не прошли даром: нос Уитекера хряснул под его кулаком, продюсер зашатался и, закрыв лицо ладонями, опрокинулся навзничь.
Но от удара такой силы Алан тоже не удержал равновесия. Опора выскользнула из-под мышки, и он повалился прямо на своего противника. Пытаясь встать, он думал, что теперь торопиться некуда: вряд ли Уитекер скоро очухается. Но продюсер оказался крепким орешком. Несмотря на сломанный нос, ярость придала ему сил, и он отпихнул Алана так, что тот отлетел и упал на спину. А Уитекер, помогая себе руками, встал на четвереньки, подполз к нему, навалился сверху и схватил за горло.
Алан почувствовал на лице его дыхание и горячие капли крови, падавшие из разбитого носа.
– Ну, погоди, тварь безногая, ты у меня забудешь, какой ты герой!
Из дальнего далека доносились крики Суон:
– Саймон! Саймон, хватит! Отпусти его.
Алан хватал ртом воздух, понимая, что сейчас отключится. Нечеловеческим усилием он высвободил руку, поднес ее к носу продюсера и, зажав кровавое месиво средним и указательным пальцами, сильно дернул сначала вправо, потом влево. Видимо, от сломанного носового хряща уже ничего не осталось, поскольку нападавший с воплем отшатнулся и выпустил его.
Шатаясь, Уитекер поднялся на ноги. Кровь хлестала из носа, заливая ему рубашку; взгляд у него был мутный от боли. Но Алан по себе знал, что нет более сильного наркоза, чем ярость. Продюсер огляделся и тут же нашел то, что искал: стоявшую на столе бутылку виски. Он схватил ее за горлышко и разбил о столешницу. Под звон стекла во все стороны брызнула пахучая жидкость. Алан увидел, как Уитекер подступает к нему с отбитым горлышком, грозно поблескивающим в руке.
– Все, гад, тебе конец!
Но его продвижение остановил хладнокровный голос от двери:
– Советую вам остановиться, сэр. Иначе у вас во лбу появится отверстие чуть пошире того горлышка, что вы держите в руке.
Алан повернул голову и увидел на пороге тезку с нацеленным прямо в лоб Уитекеру пистолетом сорок пятого калибра; марку он разглядеть так и не смог. Продюсер поглядел в черное дуло и, видимо, решил не упорствовать.
Разжав пальцы, он выпустил обломок бутылки.
– Ну что ж, твое счастье. Помощь подоспела. Но дело этим не кончится, не надейся.
Сверкая глазами, Суон подскочила к нему.
– Ошибаешься, Саймон. Этим дело и кончится. Во всех смыслах. Ты ударил женщину и инвалида, героя войны. Если журналисты узнают о том, что здесь было, против тебя ополчится вся Америка. А я выступлю свидетелем на суде. Поэтому лучше помалкивай и благодари Бога, что так легко отделался. – Она опустилась на колени перед Аланом, который уже сел на пол, подтянувшись на руках. – Ну как ты?
– Я – хорошо. А ты?
Суон улыбнулась и поднесла руку к распухшей щеке, представляя, какой синяк расползется по ней завтра.
– Подумаешь, фингал. Все актрисы Голливуда только и мечтают его заработать. Это сейчас очень модно.
Алан ответил ей улыбкой, хотя и забыл, как это делается.
В комнату вошел Джонас и во все глаза уставился на них. Как санитар, он понимал, что обоим требуется помощь, но житейский опыт подсказывал ему, что лучшее лекарство сейчас – оставить их вдвоем. И потому шагнул к третьему участнику сцены, который хоть и стоял на ногах, но лишь в буквальном смысле. Он злобно косился на Алана и Суон, даже не пытаясь остановить кровь, все еще шедшую из носа.
– Позвольте проводить вас в пункт «скорой помощи», сэр. Здесь на ранчо есть хороший врач.
Заботливо поддерживая продюсера под локти, Джонас повел его к выходу. Уитекер хотел было стряхнуть его руки, но, в последний раз обведя глазами разгромленную комнату, все-таки вышел из коттеджа вместе с Джонасом и охранником.
Суон и Алан остались одни.
Она провела рукой по его лицу, и Алан почувствовал, как кожа впитывает эту ласку, словно песок пустыни каплю воды. Точно так же сознание впитывало ее голос, нежнее которого нет в целом свете.