— Не знаете, был ли у Спарроу какой-нибудь друг, с кем он встречался в это время чаще, чем с другими?
— Нет, он был спокойным парнем. По окончании работы возвращался домой к жене и сыну. Ни о чем больше не говорил.
— Не происходило ли чего-нибудь странного на стройке? Не припомните ли какие-нибудь особые случаи или людей, которые обращали бы на себя внимание?
— Нет, пожалуй, ничего такого.
Он слегка улыбнулся:
— Разве что Призрак Стройки.
— То есть?
— Работал у нас один человек, у которого все лицо, голова и руки были покрыты шрамами. Настоящее чудовище. Все считали, что это следы от ожога.
Услышав эти слова, Рассел и Вивьен до боли отчетливо вспомнили другие. Слова в бредовом письме одного безумца другому.
Тротил и напалм, с которыми, на мою беду, пришлось слишком хорошо познакомиться…
Ньюборн опустил голову и посмотрел на свои руки, наверное, стесняясь того, что собирался сказать.
— Мы с братом прозвали его Призраком Стройки, по аналогии с Призраком Оперы.
— Имя помните?
— Нет, начисто забыл.
— Нет ли у вас копии платежных документов по зарплате?
— Прошло двадцать лет. Мы не обязаны хранить их так долго.
Вивьен заговорила самым доверительным тоном, каким только могла:
— Мистер Ньюборн, я не агент налоговой полиции. Я тут по причине исключительной важности. Любая деталь, даже самая незначительная, может быть существенна для нас.
Чак Ньюборн уступил и признался в прежних грехах своей фирмы.
— В ту пору, чтобы свести концы с концами, мы нанимали рабочих и без оформления. Теперь это уже невозможно, потому что у нас много крупных заказов, да и вообще нынче недопустимы подобные уловки. Но тогда нам приходилось идти на них, чтобы выжить. С этими людьми расплачивались без всякого оформления документов.
— Помните ли еще что-нибудь об этом человеке?
— Как-то отец рассказал за ужином, что, когда он пришел устраиваться на работу, запросил плату, которая показалась вполне подходящей, кроме того показал себя весьма толковым строителем. Пока они стояли и разговаривали, он тут же на глазок прикинул, сколько железа и цемента нужно для фундамента.
— А потом больше не работал у вас?
— Нет. Ушел сразу после окончания строительства дома Мисника.
Вивьен помолчала, снова давая собеседнику успокоиться, поскольку он, похоже, нервничал все сильнее.
— А что скажете о взрыве?
— Однажды ночью дом рухнул, погибли майор и вся его семья. Вернее было бы сказать, не рухнул, а сломался — просто аккуратно сложился, почти ничего не повредив вокруг.
Вивьен посмотрела на Рассела. Оба подумали об одном и том же. Этот человек с тем же дьявольским мастерством, с каким прикинул объем железа и цемента, подсчитал и количество взрывчатки. И нашел способ взорвать ее.
— Вы говорили тогда с полицией?
Осознание вины тенью легло на лицо Чака Ньюборна:
— Боюсь, что нет.
Причина была очевидна. Он только что изложил ее. Говорить об этом означало бы отдать себя в руки налоговой полиции с неизбежными последствиями. Вивьен почувствовала как ее охватил, словно порыв горячего ветра, гнев.
— И вам не пришло в голову, что в подобных обстоятельствах поведение этого человека по меньшей мере подозрительно?
Ньюборн опустил голову, не находя никакого приемлемого объяснения невольному укрывательству, в котором его только что уличили.
Вивьен вздохнула. Как и в случае с Кармен Монтесой, достала из бумажника визитку, написала на обороте номер своего мобильника и протянула Ньюборну:
— Пока все. Вот мои телефоны. Если вспомните что-нибудь, позвоните. В любое время.
Он взял визитку и некоторое время разглядывал, словно опасаясь увидеть вместо нее ордер на арест.
— Конечно, не беспокойтесь.
— До свиданья, мистер Ньюборн.
Попрощался он так тихо, что они едва расслышали.
Вивьен и Рассел направились к выходу. Оба не сомневались, что человек со следами ожогов на лице, которого в шутку прозвали Призраком Стройки, — это именно тот, кого они ищут.
Они направились к машине, оставив одного из владельцев «Ньюборн Бразерс» наедине с ощущением какой-то тяжелой вины, даже если он и не понимал, какой именно. Объяснение было бы очень простым, если бы только нашлось. Возможно, не столь же просто было бы принять его.
Если бы фирма «Ньюборн Бразерс» в свое время не экономила на расходах, этого человека взяли бы, и годы спустя, возможно, удалось бы спасти десятки жизней.
Рассел и Вивьен вышли на улицу. Небо снова стало голубым, и город скрыл удар, полученный ночью, пробками на дорогах и видимостью обычного дня. Мэдисон-Сквер-Парк выглядел как обычно в хороший весенний день. Грелись на солнышке пенсионеры, искали, где бы поднять ножку, собаки, гуляли мамы с детишками, слишком маленькими, чтобы ходить в школу, прогуливались подростки, слишком ленивые, чтобы сидеть на уроках.
В центре парка неподвижно стоял человек, загримированный под Статую Свободы, ожидая, что кто-нибудь бросит монету в жестянку возле него в благодарность за пару движений.
Вивьен смотрела на эту знакомую картину, и ей вдруг показалось, что, если кто-нибудь из этих людей в парке неожиданно обернется к ней, она увидит лицо, изуродованное шрамами.
Она остановила Рассела, уже подходившего к машине:
— Ты не проголодался?
— Да нет, пожалуй.
— Нам следовало бы перекусить. Сейчас можем себе это позволить, пока ждем от Белью результатов. Потом может не быть времени. По опыту могу заверить, что урчащий желудок не помогает сосредоточиться.
На углу, на другой стороне улицы, стоял серый киоск, в котором продавали хот-доги и гамбургеры. Простой, но достаточно нарядный, он неплохо вписывался в окружение. Вивьен указала на очередь возле него.
— Гиды говорят, что здесь лучшие в Нью-Йорке гамбургеры. В обеденное время очередь тянется до Юнион-парка.
— Хорошо. Согласен на гамбургер.
Они перешли дорогу и встали в очередь. Наконец Вивьен произнесла вслух то, что волновало обоих:
— Что думаешь о рассказе Ньюборна? Я имею в виду человека со шрамами.
Рассел чуть помедлил, прежде чем ответить:
— По-моему, это и есть наш человек.
— Я тоже так думаю.
Тем самым они скрепили взятую на себя ответственность. Отныне им следовало двигаться по этому следу, используя все свои силы. Окажись этот след неверным, у них на совести навсегда осталось бы — справедливо или нет — чувство вины за смерть многих людей. Точное число находилось в их руках и в руках безумца, втянутого в войну, которую он получил в наследство от другого человека, годами страдавшего таким же безумием.