— Так значит, вы и есть знаменитый отец Маккин, основатель «Радости».
Священник обернулся. Перед ним стояла высокая женщина лет сорока, темноволосая, с безупречной прической. Слишком много макияжа на лице, слишком элегантная и, наверное, слишком богатая. Она держала два бокала, очевидно, с шампанским.
Женщина не ожидала подтверждения. И вопроса не задавала, а лишь отмечала факт.
— Мне сказали, вы очень харизматичный человек и необычайно обаятельный. И не ошиблись.
Она протянула ему бокал. Огорошенный ее словами, Маккин машинально взял его и подумал, что если бы не удержал, она все равно непременно отпустила бы его, и бокал разбился бы.
— Меня зовут Сэндал Бонс, я из организационного комитета выставки.
Женщина пожала его протянутую руку, задержав ее в своей ладони чуть дольше необходимого. Священник почувствовал, что ко всем его переживаниям добавилось еще и смущение. Он отвел взгляд и посмотрел на пузырьки, поднимавшиеся со дна бокала.
— Значит, вы одна из наших благодетельниц.
Миссис Бонс попыталась прикинуться скромницей, что, однако, не очень удалось ей:
— Благодетельница, мне кажется, слишком громкое слово. Скажем так — мне нравится помогать тем, кто в этом нуждается.
Преподобный Маккин без всякого желания поднес бокал к губам и отпил глоток:
— Благодаря таким людям, как вы, «Радость» выживает.
— Благодаря таким людям, как вы, она существует.
Женщина повернулась к нему и взяла под руку.
Священник ощутил тонкий аромат духов — несомненно, очень дорогих — и услышал шелест платья.
— А теперь пойдемте посмотрим работы ваших подопечных. Мне очень много хорошего говорят о них.
Легко лавируя между гостями, миссис Бонс направилась на другой конец террасы, выходящей в сторону небольшого озера.
Кафе «Ботхауз» — престижное заведение посреди Центрального парка, связанное с городом через Ист-Драйв. Одноэтажное здание с широкими окнами по фасаду, открывающими прекрасный вид на зелень и воду. В теплое время года на террасе, окружавшей здание по периметру, размещались столики, чтобы посетители ужинали на открытом воздухе.
На этот раз какой-то комитет, название которого Маккин никак не мог запомнить, организовал тут выставку живописных, скульптурных и ремесленнических работ, созданных детьми, находившимися на попечении учреждений, подобных «Радости». Они хотели, чтобы ребята не только представили свои работы, но и пообщались с людьми, пришедшими познакомиться с их творчеством.
Когда священнику сказали о такой возможности, он поговорил с Джубили Мэнсоном и Шалимар Беннет, рассчитывая, что подобный опыт будет им только на пользу.
Шалимар — темнокожая девушка из нормальной семьи среднего класса. Ее силой оторвали от героина и от попыток покончить с собой, о чем свидетельствовали исколотые руки. Отец Маккин даже под пытками инквизиции не признался бы, что это его любимица. Ее лицо вызывало у него чувство необычайной нежности и желание защитить, а глаза девочки, казалось, излучали некий особый свет, когда он хвалил ее за какую-нибудь работу. Из самых простых и разнообразных материалов она создавала удивительные ожерелья, браслеты, серьги, в которых сочетались оригинальность и красочность.
Джубили, темнокожий семнадцатилетний мальчик, вырос в семье, где не существовало никаких правил или норм бытия и где каждый день решалась задача, как выжить. Мать — проститутка, отца убили в драке с поножовщиной. Его брат Джонас выдавал себя за рэпера под именем Айрон-7, а на самом деле возглавлял банду, которая торговала наркотиками и занималась сутенерством на свой территории. Когда мать нашла в комнате Джубили опасные таблетки, то поняла, что младший сын вот-вот пойдет по следам старшего. В один из редких моментов просветления что-то надоумило ее отвести сына в «Радость» к отцу Маккину. В тот же день она покончила с собой.
Преодолев первые трудности, Джубили освоился с жизнью в общине и вскоре проявил незаурядную склонность к занятиям живописью. Его поддержали и помогли развить способности. Теперь некоторые из самых интересных его работ, хотя еще и незрелых, но бесспорно перспективных, представили на этой выставке в Центральном парке.
Священник и его спутница подошли к мольбертам, не которых стояли три картины Джубили. В них угадывалось влияние поп-арта и Баскии, [4] но чувство цвета и оригинальность подхода позволяли увидеть несомненный талант.
Юноша стоял рядом со своими работами. Миссис Бонс задержалась возле них, желая составить свое мнение.
— А вот и наш молодой художник.
Она внимательно, не без некоторого смущения осмотрела работы:
— Ну, я не критик, а это, конечно, не Норман Рокуэлл. И все же должна сказать, что они… что они…
— Взрывоопасны?
Подсказав такое определение, преподобный Маккин подмигнул Джубили, который с трудом удержался, чтобы не рассмеяться. Миссис Бонс ответила священнику так, будто это слово прояснило ей то, что виделось не совсем отчетливо:
— Конечно. Верное определение. Взрывоопасны.
— Мы все так считаем.
Воздав должное художнику и меценатским наклонностям своей спутницы, священник почувствовал, что ее общество становится утомительным. Он увидел поблизости Джона Кортигена, беседовавшего с какими-то людьми, и посмотрел на него с отчаянной мольбой о помощи.
Его правая рука понял, в чем дело. Он расстался со своими собеседниками и направился к священнику.
Преподобный Маккин хотел попрощаться:
— Миссис Бонс…
В ответ она взглянула на него, чересчур высоко вскинув брови:
— Можете называть меня Сэндал, если хотите.
Тут на помощь пришел Джон Кортиген.
— Миссис Бонс, это Джон Кортиген. Он работает со мной. Главный администратор и организатор…
Говоря так, священник посмотрел на Джона, стоявшего спиной к озеру, и случайно взглянул дальше — на другой берег, на велосипедную дорожку, что тянулась вдоль него.
Там стоял, заложив руки в карманы, человек в зеленой военной куртке. У преподобного Маккина перехватило дыхание и вспыхнуло лицо. Он машинально, по инерции завершил фразу:
— …нашей маленькой общины.
Джон, как всегда дипломатичный, протянул руку:
— Рад познакомиться с вами, миссис Бонс. Знаю, что вы одна из главных вдохновительниц этого события.
Священник, словно в трансе, услышал смех женщины:
— Как уже сказала отцу Маккину, я всегда готова сделать что-то для ближнего.