— В принципе бесчисленное множество. Но разумеется, все вариации объединены для удобства использования в несколько категорий. В частности, твой Путь — Путь Сета — относится к самой сложной категории.
— Йуну тоже вступают на Путь и идут по нему?
— Обязательно. Но они обжили его темную сторону и используют силу, которую дает им Путь, для утверждения своей воли и власти над другими людьми. Они хотят править земным миром. Мы — нет. Когда-то мы держались вместе, были единым целым. В конце концов, у нас с ними гораздо больше общего, чем с обычными людьми. И мы и Йуну способны улавливать высшую гармонию мироздания. Люди лишь догадываются о существовании такой категории, как душа. А мы не только точно знаем о ней все, но и видим ее, умеем оказывать на нее влияние. Порой мы способны изменять по своему усмотрению течение времени и ткань пространства. Но в какой-то момент наши дороги разошлись. Первый раскол произошел как раз в Йуну, но были и другие, отмечавшиеся в разных уголках света: в Китае, Индии, среди кельтов.
Роберт внимательно слушал и размышлял над словами Хораса, пытаясь примерить их к собственному опыту, накопленному в последние дни. Он тоже видел темную сторону Пути и чувствовал, что, переступая этот запретный порог, рискует привлечь к себе интерес Йуну. В Юнион-сквер-парке они даже предприняли попытку подчинить его себе.
— А вот эти старики в деловых костюмах, с которыми мы имели дело на Гранд-централ. Беловолосые. Это Йуну или просто подчиненные им люди?
— Они адепты учения Йуну, которые прошли свой Путь до конца и приняли решение служить Злу. Они физическое воплощение злой воли Йуну, которая сама по себе нематериальна, но способна вселяться в души тех из нас, кто отзывается на ее зов. И это происходит тем легче, чем больше у людей страхов, злобы, гордыни и ненависти.
— Стало быть, первоначальный раскол произошел из-за того, что некоторые из вас решили применить свои знания и силу ради снискания земных благ?
— Можно и так сказать, — согласился Хорас. — Тем обиднее сознавать, что эти люди тоже прошли и постигли свой Путь до конца. В конце туннеля они увидели не свет, но сумрак ночи.
Они прошли под аркой и оказались в подземной галерее, стены которой были украшены когда-то очень яркой и живописной, но со временем изрядно поблекшей мозаикой. Выйдя вновь на свет божий, они оказались прямо перед террасой Бетесды с каменным ангелом, силуэт которого был четко очерчен на фоне ясного неба.
— Ты говорил, что слово «йуну» в буквальном переводе означает «колонна». Какой смысл в этом понятии?
— Их как минимум два, и оба равноценны. Первый — колонна, символ начала творения. Первый камень, поднявшийся над волнами первородного океана-хаоса. По преданию, из него была высечена пирамида, венчавшая собой обелиск в Йуну.
— А второй смысл?
— Второй смысл — философская составляющая Пути. Колонна — это тот Путь, который мы для себя избираем, поднимаясь по ней все выше и выше, постигнув и отринув низменное и стремясь к возвышенному. Путь — это колонна. Колонна — это лестница, которую ты воздвигаешь и по которой поднимаешься. Этот второй смысл был детально изложен на стенах храмов Йуну, посещая которые Люди Света и Йуну впитывали новые знания.
— Ты всегда говоришь о Пути, но никогда о Боге. Ты веришь в Бога или нет, Хорас?
— Дойдя до конечной точки Пути, условно говоря, поднявшись до верхней ступеньки воображаемой лестницы, ты узришь Бога, — ответил старик. — Ты постигнешь и испытаешь фантастическое чувство единения с мирозданием. Кто-то предпочитает персонализировать эти удивительные ощущения и именовать то, что они видят, Богом.
Они повернули направо, миновали кафе «Ботхауз» и черепаший пруд, охраняемый скульптурой польского короля Ягайло, который скрестил над головой два огромных меча, готовясь к решающей битве.
Хорас рассказал, что один из обелисков римляне забрали из Йуну и перевезли в Александрию при Клеопатре, а в 1879 году египтяне решили преподнести обелиск в дар американскому народу и демонтировали его, чтобы погрузить на корабль, отплывавший в Нью-Йорк. И каково же было изумление всех присутствующих, когда под пьедесталом обелиска обнаружились каменные масонские знаки — мастерок, украшенный масонской символикой, и выемка в камне, повторявшая своими очертаниями форму алмаза, известного всем масонам под именем магистерского камня.
— Масоны участвовали еще в крестовых походах, — продолжал Хорас. — Правда, тогда они еще называли себя тамплиерами. Они были хранителями древнейших знаний, и многие из них были адептами Пути.
Они миновали довольно густые заросли вязов и внезапно вышли на открытую площадку, на которой был воздвигнут гигантский египетский обелиск, пирамидальная верхушка которого блестела в лучах предвечернего солнца. Они приблизились к восьмиугольной «спице» и опустились на одну из скамеек, которые тянулись вокруг нее.
— Хорас, что здесь высечено? — спросила Терри.
Хорас подошел вплотную к южной грани обелиска.
— Не смогу сказать, что постиг древнеегипетскую письменность в совершенстве, но центральную надпись, пожалуй, разобрать смогу. На остальные не обращайте внимания — они были добавлены гораздо позже. Итак. «Он подобен божественному Гору, могучему быку, возлюбленному Ра. Царь Верхнего и Нижнего Египта воздвиг этот монумент из двух обелисков, верхушки которых отлиты из особого чистейшего золота… в честь отца своего Атума, царя Йуну». Тут еще есть несколько слов, которые я не могу разобрать. И наконец: «Сын Ра, Тутмос, да продлятся его дни вечно!» Насколько я понимаю, перед нами архитектурный шедевр Тутмоса Третьего.
Терри впервые за долгое время улыбнулась, а Хорас, прикрыв глаза ладонью как козырьком, задрал голову и стал смотреть на верхушку обелиска.
— Могу себе представить, как блестит этот венчик при полуденном солнце — как ярчайшая звезда. Все обелиски мира, все башни и небоскребы — суть одно и то же: физическое воплощение наших стремлений дотянуться до неба, прикоснуться к нему, постичь тайны мироздания. Это ракеты, которые, будучи запущенными, никогда не падают. Это фейерверки, которые, будучи зажженными, никогда не сгорают. В древности люди завороженно смотрели на огонь, пылавший в очаге их пещеры. Кельты строили гигантские каменные комплексы и лабиринты, а американцы возводят небоскребы. Все это явления одного порядка.
Роберт вдруг обратил внимание на легкое голубоватое свечение, окружавшее обелиск. Сосредоточившись, он сумел сделать его ярче и насыщеннее, затем, наоборот, притушил. Он вдруг понял, что глаза его перестали болеть, но гиперзрение не исчезло. Он по-прежнему видел ауры людей и предметов и умел влиять на них.
— Где же Адам? — проговорила Терри. В голосе ее угадывалась тревога.
— Он придет, когда будет готов. Надеюсь, причина его задержки в том, что он пытается укрыть свои мысли и намерения от тех, кто хочет его контролировать. Я очень на это надеюсь.
— А не поздно ли надеяться? — скептически осведомился Роберт.