Мне было сказано, что, если я не начну работать лучше, мне снова позвонят, и я стал работать лучше, скрепя сердце и молясь об отце.
Кэтрин стала для меня отдушиной, оазисом любви и счастья. В те дни мы много говорили, и каждый раз она ставила передо мной все более сложные вопросы. Я чувствовал, что она испытывает меня, прощупывает для чего-то.
И конечно, я не оставлял алхимию, предавался ей в те дни с такой страстью, какой никогда в себе не ведал. Мне удалось отыскать связь между древним знанием и той работой, которую я вел в Брукхейвене. Вновь и вновь наблюдая за процессом столкновения золотых частиц на запредельных скоростях в реакторе, вновь и вновь наблюдая за тем эффектом, который эти столкновения порождали, я чувствовал, что мы подбираемся почти вплотную к таинству истинного «творения» — впервые за много столетий, впервые после гибели древних знаний и смерти древних мудрецов, которые подошли к этому в свое время так же близко, но другим путем. Они учили, что духовное превращение самого экспериментатора играет столь же важную роль в общем процессе, как и физическое превращение частиц в ходе эксперимента. Весь секрет заключался в достижении единения психической и физической энергий.
Я подружился с коллегами, которые специализировались на проведении экспериментов с новым сплавом — металлостеклом. Я многое почерпнул для себя в разговорах с ними и вспомнил, что над соединением стекла с различными металлами трудились и алхимики древности, когда пытались создать философский камень. Мои коллеги, конечно же, не подозревали, на какой великий путь они невольно встали. Для них это была чистая наука, для меня же нечто гораздо большее. Мои коллеги не думали о собственном духовном участии в опытах, а ведь именно в этом был залог успеха, ибо металл мертв и стекло мертво, если в них не вдохнуть жизнь, а на это способен только человек. Современная наука всегда была ущербной, словно бегун, который преодолевает дистанцию, прыгая на одной ноге. Впрочем, даже в ее истории спорадически подмечались удивительные феномены воздействия психической энергии экспериментатора на предмет эксперимента. Но то были исключения из правила.
Я же, вооруженный знанием древних, прекрасно понимал, что психическая и физическая материи теснейшим образом взаимосвязаны. И я теперь безмерно жалею о том, что мне так и не удалось поработать с реактором Европейского ядерного центра на франко-швейцарской границе. Я точно знаю, что именно там человечество однажды познает то, что навсегда изменит его представления о мире, то, что древним было известно много сотен лет назад, а потом накрепко забыто их потомками.
Испытывая чувство благодарности к моим коллегам, которые обогатили меня своими знаниями, я вызвался читать им лекции о вкладе древних алхимиков и философов Востока в современную науку. Меня хорошо принимали…
А однажды Кэтрин позвала меня на прогулку за город. Мы остановились на привал в пустынном месте у берега реки. И только вышли из машины, как с противоположной стороны откуда ни возьмись подкатил черный фургон с непроницаемыми стеклами и без номера. Меня забрали в тот фургон.
Последними словами Кэтрин, которые я услышал, были: «Я с ним закончила. Теперь он полностью ваш».
Нью-Йорк,
30 августа 2004 года
Они встретились в конференц-зале на одном из верхних этажей дома номер 570 по Лексингтон-авеню, подальше от шума и гама репортерских залов. Ровно в девять утра.
Роберт, измученный бессонницей и растрепанный, сидел на углу стола рядом со своим приятелем Скоттом из юридического отдела. По эту же сторону стола восседал Джон, приехавший специально по такому случаю из Вашингтона, и женщина из отдела по работе с персоналом, которую он видел впервые. В отличие от Скотта и Джона Роберт решил обойтись сегодня без галстука и костюма — на нем была надета поношенная мешковатая спортивная куртка.
На противоположной стороне стола сидели адвокаты фирмы Хенкота: пожилой и вежливый, помоложе и построже и совсем молодой, угрожающего вида. Роберт безошибочно определил, что самым опасным из этой троицы был пожилой и вежливый.
Джон, напустив на себя вид большого начальника, наконец хлопнул в ладоши и открыл встречу:
— Господа, добро пожаловать в Джи-би-эн. Мы уже в курсе, что вы приняли решение подать иск против нас, полагая, что наша организация — или кто-то из ее сотрудников — замешана в гибели Лоуренса Хенкота, управляющего «Хенкот инкорпорейтед», каковая случилась ранним утром в четверг, двадцать шестого августа. Прежде всего, джентльмены, я бы хотел от лица всех нас выразить самые искренние соболезнования в связи со случившимся.
— Благодарю вас, — отозвался пожилой и вежливый.
Роберт устало прикрыл глаза и попытался представить себе шпиль небоскреба, под крышей которого они все сейчас собрались. Он был величествен. Скульптурная композиция изображала сжатые кулаки, из которых вырывались кривые молнии, символизировавшие радиоволны. Его не было на работе всего двое суток, а он уже чувствовал себя здесь чужаком. Перед началом совещания он успел забежать в корреспондентский зал, где отпахал столько лет, и — не узнал его.
— Выглядишь не лучшим образом, — бросил ему на ухо Джон, когда они поднимались на лифте в конференц-зал.
Роберт очнулся как раз в тот момент, когда молодой и агрессивно настроенный адвокат принялся зачитывать предсмертную записку, оставленную Лоуренсом в гостиничном номере, где застрелился:
— «…сожалею, что у меня нет возможности лично высказать ему все это. А если кто-то надумает назвать меня трусом, пусть задастся вопросом: что на самом деле лучше — умереть или жить в таком мире? Роберт Реклис не оставил мне выбора. Я всю жизнь заглядывал в недра земли и искал дары ее. Но дальнейшая жизнь была бы для меня нестерпимой пыткой. Я оставляю этот мир с любовью к брату Хорасу, который позаботится о моих делах».
— Боже правый! — воскликнул Джон. — А нельзя ли нам сделать копию?
— Уже, — ответил тот адвокат, что был ни стар ни молод и выглядел самым деловым.
Он передал Джону тонкую папку с материалами.
— Записка была написана человеком, который пребывал в сильно расстроенных чувствах и, похоже, слабо отдавал себе отчет в том, что делает и пишет, — осторожно проговорил Скотт.
— Кстати, в этой записке Джи-би-эн даже не упоминается! — торжествующе провозгласил Джон.
Роберт молчал. Он снова и снова повторял про себя только что услышанные предсмертные откровения Лоуренса Хенкота.
— По нашему мнению, Роберт Реклис действовал не от своего имени, когда общался с покойным господином Хенкотом, — мягко проговорил пожилой и вежливый адвокат. — Я не хотел бы сейчас останавливаться на обсуждении той меры ответственности за случившееся, которая лежит на плечах мистера Реклиса как частного лица. Хотя, мистер Реклис, мой вам совет — обзаведитесь хорошим адвокатом. Я бы хотел обсудить ту меру ответственности, которую должна понести вся ваша организация, от имени которой действовал мистер Реклис. В конце концов, не он, а именно Джи-би-эн опубликовала недостоверную, порочащую мистера Хенкота информацию, которая нанесла серьезный материальный и моральный ущерб его компании.