— Скончался недавно.
— Мои соболезнования. Долго болел? — с лукавой улыбкой осведомился Уилсон.
— Нет, до пули в лоб был здоров как бык, — сухо отозвался индиец.
Уилсон многозначительно кивнул.
— И вы полагаете, этот дворец… простите, вместительный особняк будет безопасным местом для… для человека вроде меня?
Бизва задумчиво пожевал губами.
— Думаю, да. Журналисты, которые там живут, не жалуются. Всегда толчется много солидного народа — чиновники, офицеры… — Тут он двусмысленно усмехнулся и быстро добавил: — Так что вашу штучку действительно лучше в хранилище положить — от греха подальше.
На стенах дворца Лубумбаши, и без того обшарпанных, виднелись свежие выбоины от автоматных очередей. Почти трехметровая стена вокруг зияла проломами — очевидно, в деле участвовала и артиллерия. Сад превратился в перекопанный пустырь, на котором резвились ящерицы. Пересохший бассейн с мозаикой служил помойкой.
— На постельное белье и полотенце не рассчитывайте, — предупредил администратор импровизированного отеля. — Будут завтра. Возможно.
От бельгийца-администратора с глазами побитой собаки разило водкой и равнодушием.
Уилсон заплатил наличными за две комнаты — себе и арабам.
— Захотите выпить и побыть в компании — бар налево.
Зеро и Халид пошли в свою комнату — отдохнуть и, как подозревал Уилсон, опять молиться. В последнее время они особенно прилежно били поклоны на Мекку — очевидно, Африка, даже в сравнении с обнищалым и изувеченным Бейрутом, произвела на них сильное впечатление и они не чаяли вырваться из нее живыми. После сожжения мальчика они и на Уилсона поглядывали с опаской.
Бар оказался просто гостиной, в которую внесли дополнительные стулья и столы. Даже стойки не потрудились установить. Кондиционеров не было, только ленивые вентиляторы под потолком бессмысленно месили горячий воздух.
Кроме Уилсона, в большой комнате находился лишь один посетитель — смуглый небритый взлохмаченный португалец лет шестидесяти. Тут же познакомились.
— Фрэнк д'Анкония.
— Хосе Да Роза.
Уилсон опустился в кресло рядом с ним и сказал подошедшему официанту:
— Джин с тоником. А господину Да Роза повторить то, что он пьет.
Да Роза улыбнулся:
— Мерси.
— Чем занимаетесь в этой благословенной глуши? — поинтересовался Уилсон.
— Паразитирую на последствиях.
— На последствиях чего?
— Войны, конечно.
— Хорошая у вас профессия! — рассмеялся американец. — И как паразитируется?
— Не жалуюсь. В Африке у меня всегда хватает работы. Правда, год-два назад было еще лучше.
— Не печальтесь, они опять сцепятся.
Профессиональный мародер поднял свой стакан.
— Ваши слова да Богу в уши! Выпьем за дураков. Чтоб им мирно не жилось. Я в последние месяцы печенкой чувствую — снова земля дрожит. Чин-чин!
Они выпили.
— Значит, прежде дела шли лучше… — заговорил Уилсон.
Португалец мечтательно закатил глаза.
— Была же Первая африканская мировая война!
Уилсон это словосочетание слышал впервые и удивленно вскинул брови.
— Вы что, прозевали? — в свою очередь, поразился его собеседник. — Девять национальностей, двадцать армий, четыре миллиона убитых. И вы, дружище, не слышали?
— Двадцать армий? Четыре миллиона трупов?
— Плюс-минус сто тысяч. А впрочем, кому какое дело? Каждый день слышат в теленовостях, что в Африке опять где-то стреляют. Но лень сгрести все факты в кучу и понять: суммарные новости за пять лет означают четыре миллиона убитых. Никто в мире не ненавидит негров так люто, как другие негры. Таких расистов, как они, еще поискать! В ваших жилах, если не ошибаюсь, течет индейская кровь. Так знайте, здешние негры имеют своих индейцев, только чернокожих. И не успокоятся, пока всех этих «дикарей» не перебьют. Хуже того, здесь почти все считают друг друга «индейцами» — варварами, недостойными существования. Вы, надеюсь, не обижаетесь? Потому что настоящими дикарями я считаю тех, кто истребил индейцев.
Только теперь Уилсон заметил, что португалец изрядно пьян.
— А вас каким ветром занесло? На туриста вы не похожи, да и кто сюда сунется удовольствия ради? В Европе я бы вас за оперного певца принял.
Уилсон рассмеялся.
— Певцам тут еще меньше интереса, чем туристам. Я кофе скупаю, — брякнул он не задумываясь.
И опять, как в банке, ложь не возымела успеха.
Португалец вскинулся и почти трезвым взглядом впился ему в лицо.
— Хороший бизнес… Арабику скупаете или робусту?
Уилсон непонимающе захлопал глазами.
Да Роза со значением рассмеялся.
— Стало быть, алмазами занимаетесь, так?
Уилсон решил не спорить. От этого человека ничего не зависело.
— Продаете или покупаете? — спросил португалец.
— Зависит от обстоятельств. Вы тоже?
Да Роза замотал головой:
— Нет! Я человек рисковый, но, по мне, алмазы хуже чумы. Тронешь — и кранты. А вам могу рекомендовать одного ушлого ювелира. Зовут Лахуд. Платит хорошо и человек проверенный. Если из любезности упомянете мое имя, он и мне немного отстегнет — за клиента.
— Этот Лахуд — он ливанец?
— Они все ливанцы, — отрезал португалец.
Уилсон нахмурился. Ливанцев он предпочитал обходить десятой дорогой. Кто-то из них мог совершенно случайно оказаться другом или знакомым Хакима или его соратников. Да и общение Зеро и Халида с соотечественниками было крайне нежелательно: вдруг те имеют секретные каналы информации и уже осведомлены о пропаже Хакима? Как в этом случае отреагируют его телохранители, можно было только гадать. Не исключено, что у них имелись строгие инструкции на подобный случай. Так или иначе, Зеро и Халида Уилсон все больше ощущал как опасную обузу.
— Я слышал про одного ювелира-китайца…
Да Роза поморщился:
— Знаю, знаю. Большой Пинг. У него лавка на рю де Голль. Всегда носит бронежилет. Наверное, и спит в нем.
Уилсон рассмеялся:
— Ему действительно есть чего бояться?
— Еще бы! Хотя, в сущности, неплохой малый. Будет жаль, если его шлепнут. Но к нему по мелочам нечего соваться. Он занимается исключительно оптом.
— Я думал, в таком месте оптом занимаются практически все.
— Ну, мелким оптом балуются все. Но один Пинг действует с настоящим размахом — хорошие связи в армии. Когда твою задницу готовы прикрыть даже танками, отчего же не рисковать! Да и «Триада» за его спиной.