Она побарабанила пальцами по столу. Сообразила! Любовники попадают в последовательность, если их рассматривать по одному, а не парой. Дурак — зеро, а карта Жрицы — 2. И ноль, и два — числа Фибоначчи, хотя шестерки у него нет.
И все равно…
Даже если связь существует, что связывает колоду Боске, Домейн-де-ла-Кад и Пола Фостера Кейза? Даты не помогали.
Кейз создавал колоду «Строителей Святыни» в 1930-х, причем в Америке, а не в Европе. Колода Боске создана в девяностых годах XIX века, а карты Младших арканов, может, и еще раньше. Они никак не могли основываться на системе Кейза.
А если все наоборот?
Мередит напряглась. Что, если Кейз слышал раньше о связи Таро с музыкой, а уж потом построил на ней собственную систему? Мог он слышать о Таро колоды Боске? Или даже о самом Домейн-де-ла-Кад? Возможно, идея проникла не из Америки во Францию, а наоборот?
Она вытянула из сумочки потрепанный конверт и достала снимок юноши в солдатской форме. Как она раньше не увидела?! Она заметила сходство между Дураком и Анатолем Верньером, но не восприняла всерьез очевидного сходства Верньера со своим солдатом. И фамильного сходства с Леони — тоже. Длинные темные ресницы, высокий лоб, тот же самый прямой взгляд в объектив камеры.
Она снова оглядела портрет. Даты подходили. Паренек в солдатской форме мог быть младшим братом или родственником. И даже сыном.
«А от него, через поколения, тянется ниточка ко мне».
Мередит стало легче дышать, словно огромный камень сняли с души. Бремя неизвестности, о которой недавно говорил Хол, рассыпалось и сжималось по мере того, как она шаг за шагом приближалась к истине. Но тут же голос осторожности напомнил: нельзя принимать желаемое за действительное.
«Проверь. Факты есть. Испытай их».
Ее пальцы порхали по клавишам. Хотелось сейчас же выяснить хоть что-то, нет, все! Она ввела «ВЕРНЬЕР» в строку поиска. И не поверила своим глазам, уставившись на экран.
Должно же быть хоть что-нибудь!
Она попробовала еще, теперь с «Боске» и «Ренн-ле-Бен». На этот раз ей выдали несколько сайтов, торгующих картами Таро, и пару параграфов о колоде Боске, но все это она и так уже знала.
Мередит откинулась на спинку стула. Очевидный путь — связаться с веб-сайтами поисков родственников в этой части Франции и проверить, нельзя ли таким путем вернуться к нужному ей времени, пусть даже придется подождать. Но, возможно, Мэри сможет помочь ей на другом конце? Нетерпеливыми пальцами Мередит отщелкала е-мейл к Мэри с просьбой поискать в местной истории Милуоки и в списках избирателей фамилию Верньер, хотя она понимала, что если солдат был сыном Леони, а не Анатоля, то фамилия у него другая. Поразмыслив, она добавила заодно и фамилию Ласкомб и подписалась длинной строчкой поцелуев.
Зазвонил стоявший у кровати телефон. В первый момент она просто вытаращила на него глаза, не в состоянии понять, что такое слышит. Звонок повторился.
Она схватила трубку.
— Алло?
— Мередит? Это Хол.
Она сразу услышала, что дела не хороши.
— Ты в порядке?
— Я просто хотел дать знать, что вернулся.
— Как там прошло?
Пауза, потом:
— Расскажу, когда увидимся. Буду ждать в баре. Не хочу отрывать тебя от работы.
Мередит глянула на часы и с изумлением обнаружила, что уже четверть седьмого. Она окинула взглядом развал карт, адресов интернет-сайтов и фотографий, разбросанных по столу — доказательств ее долгих трудов. Голова готова была лопнуть. Она многое выяснила, но все еще оставалась в потемках.
Прерываться не хотелось, но она понимала, что мозги вот-вот перегреются. Как в те ночи перед экзаменами, когда Мэри входила в ее комнату, целовала в макушку и говорила, что пора устроить передышку. Что все прояснится после доброго ночного сна.
Мередит улыбнулась. Мэри обычно — нет, всегда — оказывалась права.
Этим вечером она уже вряд ли многого добьется. К тому же, судя по голосу Хола, ему не помешает компания. Это бы Мэри тоже одобрила. Живые важнее мертвых.
— Вообще-то мне пора заканчивать.
— Правда?
Облегчение, прорвавшееся в единственном слове, заставило Мередит улыбнуться.
— Правда, — заверила она.
— Уверена, что я тебя ни от чего не отрываю?
— Уверена, — сказала она. — Заканчиваю здесь и через десять минут спущусь.
Мередит переоделась в свежую белую рубашку и в любимую черную юбку — достаточно скромный наряд — и побывала в ванной. Чуточку пудры на щеки, пара мазков туши и немного помады, и еще расчесать волосы и завязать их узлом.
Она уже обувалась, собираясь выйти из номера, когда ноутбук пискнул, сообщая о поступившем е-мейле.
Мередит вошла в почтовый ящик и открыла письмо от Мэри. Всего две строчки с именем, адресом и датами и обещанием сообщить сразу, как только узнает что-то новое.
Мередит улыбнулась во весь рот.
Есть!
Она взяла в руки фотографию солдата — теперь уже известного. Еще многое можно уточнить, но она почти у цели. Она вставила снимок в рамку с фотографией, где ему было место. Семья воссоединилась. Ее семья.
Не присаживаясь, она наклонилась над клавиатурой и отбила ответ.
«Ты просто чудо, — набрала она. — Любую новую информацию приму с благодарностью. Люблю тебя!»
Мередит нажала «отправить» и, все еще улыбаясь, пошла вниз искать Хола.
Воскресенье, 27 сентября 1891
Наутро после приема гостей Леони, Анатоль и Изольда встали поздно. Вечер прошел с большим успехом — с этим согласились все. Просторные комнаты и коридоры Домейн-де-ла-Кад, так долго прозябавшие в тишине, наполнились жизнью. Слуги напевали, проходя коридорами. Паскаль занимался своими делами с улыбкой. Мариета вприпрыжку носилась по холлу и тоже улыбалась.
Только Леони была не в себе. Ее мучили жестокая головная боль и озноб — действие непривычного количества выпитого вина и откровений мсье Бальярда.
Большую часть утра она провела на кушетке с холодной примочкой на лбу. Оправившись настолько, что смогла съесть на полдник кусочек поджаренного хлеба с говяжьим бульоном, она обнаружила в себе то душевное недомогание, что неизбежно следует за окончанием больших событий. Она так долго дожидалась торжественного обеда, что теперь ей нечего было больше ждать. Тем временем Изольда прохаживалась из комнаты в комнату спокойно и неспешно, словно с ее плеч сняли большую ношу. По выражению ее лица Леони догадалась, что сейчас она, может быть в первый раз, почувствовала себя хозяйкой имения. Прежде скорее дом владел ею, нежели она домом. Анатоль тоже насвистывал, проходя из холла в библиотеку, из гостиной на террасу. Он выглядел как человек, у ног которого лежит целый мир.