Я понятия не имел о программе внешкольного образования. Лиз, к сожалению, это мгновенно усекла и разъяснила, что мальчики очарованы легендами о короле Артуре.
Когда Лиз упомянула об Артуре, все сразу встало на свои места. Я припомнил, что ребята непрерывно болтали о Круглом столе и о Мерлине. Они часами торчали на заднем дворе, сражаясь на пластиковых мечах. А пластиковые мечи, кстати, парни привезли в своих чемоданах.
Стало быть, я не продемонстрировал должного любопытства в связи с пластиковыми мечами. Что в этом плохого? Но, если взглянуть объективно, возможно, Лиз и права, а я действительно являюсь самым эгоистичным папашей на планете Земля. В отличие от постоянно настроенной на волну своих детишек мамы в штате Мэн.
Мэн. Я плюхнулся в кресло перед компьютером «Макинтош», стоящим в моём кабинете. А не могла ли она укатить куда-нибудь подальше? Без права экспатриации? Ответ был, естественно, однозначным — да, могла. На Аляску, например. На Гавайи. В Лос-Анджелес. Она могла уехать в кучу мест. Однако…
Я стукнул по клавише и стал ждать, когда замерцает, выйдя из режима ожидания, экран монитора. Мой раздел, именуемый «Афганская свадьба», был полностью готов к девяти часам прошлого вечера. Однако я получил сообщение о включении в программу ещё одного рекламного ролика, и это означало, что материал придётся сократить на две минуты. Все более или менее логические сокращения мне удалось сделать вечером, но требовалось вырезать ещё сорок пять секунд. Материал теперь занимал всего семь минут, и сокращать по живому было очень сложно. Всё, что теперь приходилось вырубать, очень хотелось оставить.
Первоначально «Афганская свадьба» целиком входила в часовую передачу, приуроченную к визиту Дональда Рамсфельда в эту несчастную страну. Это был один из тех визитов, которые иронично называют «мы о вас помним». Я провёл подробное интервью с министром обороны о ходе послевоенного восстановления. Мне удалось побеседовать с самим Карзаем. Мы сделали прекрасный видеосюжет о работе ребят, восстанавливающих дорогу Кандагар — Кабул. В программу был включён оптимистический монтаж о прекрасной жизни обитателей Кабула и Кандагара, освобождённых от господства талибов. Идущие в школу девочки. Открытие салона красоты для женщин. Афганцы, с восторгом слушающие музыку. Танцы. Картины счастливой жизни завершала свадьба. Парочка милых аборигенов отмечала вступление в брак, который уже много раз откладывался.
Празднество должно было состояться в селении вблизи Кандагара. В безопасной зоне, как нас уведомили военные. Съёмочная группа со своим оборудованием и я добрались до места без всяких проблем. Несмотря на многочисленные камеры, церемония началась в назначенное время. Но это радостное событие превратилось в подлинный кошмар, когда экипаж «Ф-16», разыскивающий талибов, сбился с курса и принял свадебное торжество за скопление врагов.
Четверо убитых, пятнадцать раненых.
В итоге этот фрагмент из часового репортажа изъяли. И вот теперь свадебные кадры попадали в передачу о так называемых побочных потерях. Первая война в Заливе (Саддам и курды). Мостар (события на мосту). Афганистан (моя афганская свадьба). Либерия (отрубленные руки и ноги). Вторая война в заливе (жертвы «дружественного» огня). Программа заканчивалась сюжетом об апогее всех, если можно так выразиться, побочных потерь — катастрофе одиннадцатого сентября. Большой Дейв очень рассчитывал получить за эту передачу «Эмми».
Я вывел свой материал на монитор. Кошмар ещё не начался. Оператор запечатлел сияющие лица жениха и невесты, а затем дал крупным планом крошечные американские флажки, прикреплённые к их пышным свадебным нарядам.
— Па, можно мы позавтракаем в телевизионной комнате? Охота мультики посмотреть.
От неожиданности я подпрыгнул в кресле. Лиз с детишками отбыла почти шесть месяцев назад, и за неделю их пребывания в моём доме я не привык к их способности неожиданно материализоваться.
— Да, парни, похоже, мне придётся привязать вам колокольчики.
Кевин рассмеялся.
— Так можно или нет? — спросил Шон.
— Что?
— Позавтракать перед телевизором.
— Почему бы и нет? — пожал я плечами.
— Здорово! Пошли, Кев.
Однако Кевин не сдвинулся с места.
— Когда мы едем на «Праздник Ренессанса»?
Интересно, а нельзя ли этого вообще избежать?
— Думаю… в полдень.
— Ни за что! — возопил Кев. — Мы все пропустим.
— Кевин, там до одиннадцати ничего не начнётся. А закончится все в семь, — произнёс Шон и, поскольку только-только начал разбираться во времени, гордо добавил: — Пополудни.
— Точно. Пополудни, — сказал Кевин, сурово глянул на брата, перевёл взгляд на меня и спросил: — Обещаешь? В полдень?
— Не-ет… Ничего не могу обещать, — задумчиво протянул я.
Кев подавился смешком, и оба завопили дуэтом:
— Па-а-а-п!!!
За неделю парни по крайней мере научились понимать, когда я шучу. Первые дни они то и дело бросали на меня тревожные взгляды. Сказать, что они забыли о моём чувстве юмора, значит, не сказать ничего. Они вообще забыли, что я собой представляю. Это служило печальным напоминанием о том, что пяти месяцев вполне хватило, чтобы стать для своих сыновей чужим человеком.
Когда дети ушли, я нашёл кадры, которые наметил убрать ещё прошлым вечером. Выключив звук и откинувшись на спинку кресла, я начал просматривать различные варианты. И в конце концов решил вырезать занимавшие тридцать восемь секунд кадры со смуглым человеком. Избавившись от него, я обрету свободу.
Итак, последний взгляд.
Смуглый человек — один из братьев невесты. Церемония окончилась, и он стоит, держа в вытянутой руке автомат Калашникова. С безумной улыбкой на физиономии, он в экстазе выпускает в небо несколько коротких очередей. Вообще-то мне эта сцена нравится. Пальба, по иронии судьбы, служит выражением восторга в стране, где звуки войны никогда не умолкают. В ту секунду, когда камера показывает крупным планом его радостное лицо, картинка скачет вверх.
Камера дёрнулась от взрыва первой сброшенной с «Ф-16» бомбы.
Молодой человек мгновенно перестаёт улыбаться, а его нижняя челюсть буквально отваливается от изумления. Он с удивлением смотрит на своё оружие, словно оно виновато в том, что произошло. Юноша все ещё пытается разобраться в случившемся, когда взрывается вторая бомба. Взрыв происходит настолько близко от камеры, что весь экран заполняется пылью и летящими обломками. Виден лишь силуэт. Смуглый парень взлетает, и его тело нелепо вращается в воздухе. Затем он падает на скалу. Его глаза остекленели, а из уха струится кровь.
Теперь камера смотрит на меня. Я, весь покрытый пылью, стою у выступа скалы, что-то говорю в микрофон. После этого мы видим группу воющих женщин. Они показывают на небо. На экране снова я. Меня сменяет невеста, не отрывающая взгляда от лица смертельно раненного жениха.