Лай раздавался все громче: Джек царапал лапами дверь кухни. Пока глаза привыкали к темноте, Эйдриен двигалась на звук. Вот она нащупала дверь и открыла ее. Пес вырвался из заточения и с визгом стал гоняться за своим хвостом, а затем начал высоко подпрыгивать на пути гостьи.
– Сидеть, – скомандовала та, испытывая смешанное чувство раздражения и тревоги.
Взвизгнув, Джек бросился через всю гостиную, выскочил в коридор и опять принялся царапаться в дверь – на этот раз пытаясь войти, а не выйти. Эйдриен последовала за ним, удивляясь, как тихо в квартире без электричества: единственными звуками, нарушавшими царящую в квартире тишину, были приглушенный гул дороги за окном да царапанье Джека. Затем пес залаял, и в глаза Эйдриен ударил луч света.
– Я раздобыл фонарь, – сказал портье.
Эйдриен заслонила глаза рукой и сощурилась, беспомощная, точно ослепленное светом фар животное, случайно выбежавшее на автотрассу. Рамон направил фонарь в сторону, яркий луч осветил санузел – Эйдриен приготовилась увидеть нечто страшное, но на освещенном пятачке оказалось пусто.
– Я заберу собаку, – предложила она. – А вы разберитесь со щитком.
Рамон кивнул и направился на кухню, подсвечивая себе дорогу. Эйдриен же, пытаясь справиться с внезапно подкатившей к горлу тошнотой, на ощупь добралась до ванной.
– Джек, пошли.
Однако пес, будто подбадриваемый ее присутствием, царапался все яростнее. Эйдриен сдалась, открыла дверь и оказалась в полной темноте. По привычке она щелкнула выключателем, потом еще раз, но свет не загорелся. Было тихо, только Джек скулил и жался к ноге да тихо капала вода: «Кап, кап, кап».
– Никки?
Тишина – никто не отозвался.
Неожиданно с кухни послышался голос портье: «Готово!» – и внезапно загорелся свет. Рядом взвыл саксофон: одинокая нота за доли секунды выросла с нуля до восьмидесяти децибел, прорываясь сквозь залитый светом воздух. В мутной воде лежала мертвая Никки – ее широко раскрытые глаза удивленно смотрели в пустоту.
Все внутри перевернулось, пол поплыл под ногами, резкая боль у виска – и снова темнота.
Придя в себя, Эйдриен увидела полицейского, сидевшего рядом на стуле и говорившего по мобильному телефону. В комнате горел свет, в голове раздавались гулкие удары, а она лежала на кушетке с ногами на подушке.
– Ох… – Эйдриен жалобно простонала и медленно приподнялась на кровати, опираясь на локти.
– Вы потеряли сознание и ударились головой, – объяснил коп.
«Потеряла сознание? С чего вдруг? Стояла в ванной…» – и тут же вспомнился протяжный пронизывающий плач саксофона, играющего джаз. Перед мысленным взором на миг возникли мертвые глаза сестры, и из горла сам собой вырвался стон.
– Ее невозможно было спасти, – сочувственно проговорил полицейский. – Судя по всему, смерть наступила мгновенно.
Эйдриен издала звук, совместивший в себе рыдание и жалобное хныканье, и уронила голову на ладони. На глаза навернулись слезы.
– Портье вызвал службу спасения. Вам повезло: мы с напарником как раз патрулировали ваш участок.
Только теперь она заметила второго полицейского, который стоял у входной двери и тихо беседовал с Рамоном.
– Судмедэксперт уже выехал, – добавил коп. – И «скорая», хотя…
«Судмедэксперт». Эйдриен прокручивала в уме это слово – и снова перед глазами возник образ сестры: она лежит в ванне, в ледяной воде по самую шею, а в ногах плавает какой-то прибор – радио или проигрыватель.
«Нужно достать ее оттуда».
Эйдриен поднялась, и кровь отхлынула от лица. Она замерла – перед глазами опять поплыло, в ушах гулко застучало, точно басовый барабан на концерте институтского оркестра, и полицейский положил ей ладонь на плечо.
– Нужно вытащить Никки, – сказала Эйдриен и шагнула в сторону ванной комнаты.
– Нет. – Коп бережно усадил ее на диван.
– Там холодно. – Девушка зарыдала.
– Ей не холодно. Она… – Полицейский огляделся, взывая о помощи, но, не найдя ее, продолжил: – Теперь ей хорошо. Чем бы она ни мучилась, все в прошлом.
Эйдриен проснулась в своей квартире, едва рассвело, и, к своему удивлению, обнаружила, что легла, не раздевшись и не разобрав постель. Не успела она открыть глаза, как вспомнилось все…
Девушка поднялась с кровати, пошла на кухню и заварила в миниатюрной кофеварке чашку крепкого кофе. Села за обеденный стол и подумала: «Все кончено. У меня никого не осталось. Теперь я круглая сирота». От этой мысли на глаза навернулись слезы, но она зло сморгнула их. «Кого ты жалеешь? Себя?» Мелкими глотками Эйдриен выпила обжигающий кофе и посмотрела на часы: 6.02. В небе проглядывали первые тусклые лучи восходящего утреннего солнца.
Голова болела в месте ушиба – там, где, падая, она ударилась о раковину. Эйдриен предположила, что по-прежнему пребывает в состоянии шока, и задумалась, что же теперь делать. «Составь список». Ручка и бумага всегда приходили на помощь в трудных ситуациях. К тому же так всегда поступают настоящие юристы: в минуты кризиса составляют перечень неотложных дел. Эйдриен взяла блокнот, ручку, стоявшую у телефона в кружке из воскового дерева, и принялась за дело:
1. «Похоронное бюро».
Судмедэксперт сказал, будет вскрытие – вероятно, этим утром. Он дал ей визитку и попросил перезвонить в обед. Если не всплывет ничего неожиданного, «останки» можно будет забрать ближе к вечеру. Так что надо подыскать подходящее похоронное бюро.
2. «Позвонить судмедэксперту».
3.
Эйдриен заколебалась. Что третье? И тут ее озарило: психиатр, который погубил сестру. «Дюран – так его зовут, – Джеффри Дюран».
Не теперь – с этим мерзавцем она разберется позже, сейчас имеются дела и поважнее мести. Так что пунктом три будет что-то другое – например, заупокойная служба. Эйдриен пила кофе и размышляла, какие похороны понравились бы сестре. И тут вспомнилось: доверху усыпанная цветами лодка. Однажды девочки полушутя говорили о смерти, и Никки сказала, что хочет, чтобы ее похоронили в море.
Эйдриен вздохнула: надо заказать хоть какую-нибудь службу, самую простую. Только вот кого пригласить? Родственников у них не осталось – она да еще, пожалуй, Джек.
«О Боже! – ужаснулась Эйдриен. – Я совсем забыла про Джека!»
Ключ от квартиры сестры висел под шкафчиком у раковины. (Эйдриен специально хранила там все ключи, чтобы не искать их.) «Бедный пес! Что с ним теперь делать?»
Было уже 6.35, когда Эйдриен вышла из дома и направилась по Ламонт-стрит в сторону Шестнадцатой, где надеялась поймать такси. Потихоньку наступал день, и из «Хеллерз» выходили ранние посетители: в одной руке – дипломат, в другой – чашка кофе. Человек пять стояли на остановке в ожидании автобуса, а у дверей «Эрнесто Такерия» похрапывал какой-то оборванец латиноамериканской наружности.