– Нашел что-нибудь?
Впереди у какого-то магазинчика стояли с полдюжины припаркованных елочкой полицейских автомобилей. Сыщик подрулил к ним и встал под знаком «стоянка запрещена».
– Твоя сестра пару лет назад открыла счет в «Риггз». А до недавних пор раз в месяц получала чек, точно и вовремя, как зарплату. Пять тысяч – ни больше ни меньше. В единичных случаях высылались дополнительные суммы. Она, похоже, проживала все, что имела.
Эйдриен кивнула, не сводя глаз с полицейских машин.
– А те чеки, о которых ты упомянул, откуда?
– С Джерси.
– Нью-Джерси? С чего бы это…
– Не из Нью-Джерси, а просто с Джерси. Есть такой остров в Английском канале. Там очень развита банковская деятельность.
– Так, вполне объяснимо: банк в Европе. Видимо, на этот счет и были переведены откупные.
– Ага, – ответил Бонилла, – и я о том же. Хотя должен заметить, что если у нее лежали деньги на Нормандских островах в проливе Ла-Манш – о тех вкладах ты ничего не узнаешь. Я в любом случае отправлю тебе факсом реквизиты банка – попробуй туда написать. Если предъявишь свидетельство о смерти и укажешь, что по завещанию распоряжаешься имуществом, они обязаны сотрудничать. – Эдди открыл водительскую дверь. – Тебе нравится пригород? Подождешь чуть-чуть? – спросил он и покинул ее, не дожидаясь ответа.
Детектив вышел из магазина со свертком сандвичей в промасленной белой бумаге и парой апельсинов. Наскоро перекусив и беспрестанно вытираясь салфетками, они направились обратно. По дороге Бонилла вновь завел разговор о Дюране:
– Знаешь, я хотел тебя спросить, где твоя сестра откопала этого шарлатана? Его кто-то порекомендовал, или как?
– Или как, – ответила Эйдриен. – Честно, мы про это не говорили. – И, заметив, что брови Бониллы неумолимо ползут вверх, добавила: – Никки не любила об этом распространяться.
– Я потому интересуюсь, – объяснил Бонилла, – что не знай я всей подноготной, так поверил бы, что Дюран чуть не обделался при виде свидетельства о смерти. Ты помнишь, он ведь готов был в обморок грохнуться… Конечно, у этого шулера язык неплохо подвешен, но представление, которое он устроил! Джон Траволта, да и только! Так что, думаю, если и затащишь его в суд, тебе придется попотеть.
– У меня выбора нет, – ответила Эйдриен. – Ты и сам прекрасно знаешь, что полицейские палец о палец не ударят. У них пять сотен нераскрытых убийств, а из-за мелкого правонарушения, которое карается штрафом в тысячу долларов и лишением свободы на год от силы… Поэтому я подала гражданский иск. На все про все ушел где-то час, но времени на это совсем не остается.
Бонилла пожал плечами:
– Да, я заметил.
Эйдриен покачала головой:
– Разве ты не понял? Этот человек, Дюран, выдает себя за психотерапевта. Только представь! Он развесил дипломы, чтобы завлечь людей, которые больны. Им некуда больше обратиться. Они рассказывают ему обо всех своих горестях и невзгодах, все без утайки, и что получают взамен? Ничего в лучшем случае, а в худшем – свою фамилию в колонке с некрологами в «Вашингтон пост».
Они долго ехали молча. По дороге в Джорджтаун опять миновали Мемориал Вашингтона и приливный бассейн. Наконец Эйдриен спросила:
– Так что у тебя за прекрасная мысль?
– Ах да. Я вдруг подумал, а почему бы тебе не позвонить ему и не предложить пройти через детектор лжи?
Эйдриен опешила и, склонив набок голову, ожидала разъяснений.
– Один мой знакомый в Спрингфилде держит свою фирму – занимается детекторами, – продолжил Бонилла. – Не знаю, сколько он берет, но…
– Суть не в этом, – возразила она. – Дюран ни за что не согласится.
– В том-то и весь смысл, пойми. Слушай, если наш приятель вздумает согласиться, во что я лично не верю, ему как пить дать несдобровать, а если откажется, будет выглядеть ничуть не лучше. Как тебе идейка, ничего?
Полчаса спустя Эйдриен уже была в офисе и набирала номер злосчастного психотерапевта. Найти предлог для звонка не составило труда: она вполне вправе поинтересоваться, нашел ли Дюран адвоката, который будет представлять его в суде. Положа руку на сердце молодая сотрудница юридической конторы ожидала услышать запись автоответчика, где ей сообщат, что номер больше не обслуживается. Однако подозрения ее не оправдались: трубку поднял сам Дюран, причем после первого же гудка.
– Алло?
Голос доктора звучал на удивление странно, словно тот растерян и одновременно чем-то сильно удручен. Дюран даже заикался.
Эйдриен представилась и сообщила исполненным любезности тоном:
– Я хотела поинтересоваться, нашли ли вы себе адвоката. Мне нужно передать кое-какие бумаги… – Ее реплика утонула в полной тишине. – Мистер Дюран? Вы слышите?
Снова тишина, и наконец голос на том конце линии проговорил:
– Я был на кладбище.
Собеседница растерялась, не зная, что ответить.
– Да. И?…
– Видел ту могилу.
«К чему он клонит?»
– Единственное, что приходит в голову, – это какое-то совпадение.
Тут Эйдриен не выдержала:
– Ну конечно. И по какой-то нелепой случайности ваших родителей одинаково зовут, и как назло что-то перепуталось в журнале учета студентов в Брауне. И в Висконсине тоже. Что, похоже на совпадение?
– Нет, – ответил он. – Послушайте, я ничего не пытаюсь вам доказать. Только я сам прекрасно знаю, кто я такой и какая у меня фамилия.
– Тогда докажите, – потребовала Эйдриен.
Собеседник горестно усмехнулся:
– Я бы с радостью, но как?
– Пройдите проверку на детекторе лжи.
Затаив дыхание она ждала ответа. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем доктор откашлялся и сказал:
– Хорошо. Когда вам будет удобнее?
«Может, как-нибудь само прояснится? Вероятно, это какая-то ошибка», – безуспешно уговаривал себя Дюран, протягивая таксисту двадцатидолларовую банкноту. Он все время боролся с искушением плюнуть на все и попросить водителя отвезти его обратно. «Скажу, забыл что-нибудь дома – пусть возвращается, ему это не в убыток, возьмет по двойному тарифу». Однако мысли мыслями, а тем временем они уже стояли перед неприметным офисным корпусом спрингфилдского торгового центра.
– Сдачи не надо, – только и проговорил Дюран, выходя из такси.
И хотя Эйдриен Коуп явно не заботило благополучие ненавистного оппонента, они предварительно обсудили круг вопросов, которые будут задавать на детекторе. Джеффри не сомневался, что ответит на любой из них правдиво: скрывать ему нечего, и ничего плохого в его мыслях не скрывалось. Более того, он лелеял надежду, что когда сестра Никки сама убедится в его благих намерениях, она, может быть, чуть поостынет и воздержится от суда. По правде говоря, Дюран даже не обижался на нее за эту пренеприятную жалобу. Бедняжку легко понять: ее сестра умерла, да еще, как назло, всплыла путаница с дипломами и свидетельством о смерти. Одним словом, ситуация не из простых, с какой стороны ни посмотри. Как такое могло произойти? Доктор терялся в догадках, хотя и успел обзавестись определенными предположениями на этот счет. По его теории выходило, что он либо стал жертвой какого-то невероятного стечения обстоятельств, либо… Его родители позаимствовали имена и фамилии Франка и Розы Дюран, а затем и своему новорожденному сыну дали имя умершего ребенка. Тогда все объясняется просто. Или почти все – из общей картины выпадает неразбериха с университетскими записями, которой, как твердо полагал Дюран можно дать более прозаическое объяснение: самый обычный сбой в базе данных.