Решили это дело отметить. В подвале на скорую руку соорудили ринг. Несколько парней смотрели в сети матчи нового бокса. Они знали Сида и его легенду. Сиду пришлось выйти на ринг и продемонстрировать свои таланты. Его провозгласили героем дня, и парни на руках с триумфом понесли его к погранбару, где тринадцатилетние зонщицы делали практически все за несколько символических долларов. К трем часам танцы перешли в оргию, и Сид свалил. Остановился отлить у колючей проволоки, окружавшей Вторую секцию. Столько народу сегодня угощало его выпивкой, что дело грозило затянуться не меньше чем на четверть часа.
— Странная манера заводить друзей, — сказал кто-то за его спиной.
Сид вздрогнул.
— Это ты ради бабок или правда нравится?
— Пошел ты, — ответил Сид.
Он оглянулся, чтобы посмотреть на нахала. Глюк сидел на капоте своей машины. Он методично напивался, глядя куда-то вдаль, где простирались зоны.
— Говорят, здесь Лаборатории где-то неподалеку, — сказал Глюк.
— А вы откуда знаете? — ответил Сид.
— Наверняка брехня, — пробормотал тот, — как и все, что говорят.
— Как и все, что говорят про вас? — спросил Сид, потому что у него не хватало духу вступать в эти опасливые, вполголоса разговоры про таинственные Лаборатории.
— Вываливайте.
— Вы никогда не ходите в девкам. Если вам в руки попадается компьютер, вы становитесь просто гением. Вы самый большой псих из всех, кто здесь есть.
— Я не люблю маленьких девочек, и вы вроде тоже, тем лучше для вас. Я действительно разбираюсь в компьютерах. И если большинство придурков считает кого-то психом, то он, скорее всего, единственный вменяемый человек на всю округу.
Глюк ухватил бутылку и стал пить долгими жадными глотками, как будто это вода. Потом швырнул бутылку за колючую проволоку и снова уставился в дальние огни зон.
— У вас в Лабораториях кто-то есть? — спросил Сид.
— А у вас?
На самом деле между ними уже недели две существовала безмолвная связь. Связь двух мужчин, хранящих молчание, когда вокруг беснуется толпа. И вот их связь внезапно обрела реальность. В ту ночь Сид здорово разговорился. Глюк молчал и подпитывал его откровения водкой. Особо заинтересовала его история с папашей. В конце прошлого века, как и множество других семей, чьи доходы резко упали, старик несколько злоупотребил законом о неограниченных кредитах. После краха 99 года абоненты обнаружили, что их неотъемлемые человеческие права переходят к Министерству взыскания. Их тела подлежали конфискации. Однако эти неплатежеспособные должники сохраняли право расплатиться своими детьми. Оказавшись перед дилеммой, очень немногие главы семейств приносили в жертву себя. Расценки на детей до двенадцати просто зашкаливали.
Отец сдался сам за небольшую сумму.
Уже пятнадцать лет он гнил в Лабораториях.
Что там происходит, никто не знал. Слухи почти не доходили, доходил лишь непроницаемый ужас. Из него невозможно было извлечь никакой информации, как из бурления водоворотов на поверхности, когда под водой идет смертельная схватка. Говорили, что Лаборатории стоят на трех китах: медицинские эксперименты, торговля органами, проституция. Другие говорили, что это просто трудовой лагерь. Говорили экивоками, намеками, скороговоркой…
Уничтожение…
Слухи.
Одно было известно наверняка: люди поступали в полное распоряжение Лабораторий. Закон вступил в силу в ту же неделю, что и восстановление смертной казни.
Когда Сид досказал свою историю, гелиопрожекторы на границах уже занимались зарей, и несколько солдат из батальона блевали на стоянке. Сид убежал, боясь расхныкаться прямо на капоте машины Глюка. Вернулся на пограничный пункт пешком, один.
Три дня спустя Глюк сказал ему про операцию четвертого числа.
Это было верное дело.
Он дал ему сутки на размышление. Сид согласился не размышляя.
В ночь на четвертое октября он лежал на койке с открытыми глазами и смотрел в потолок, пока не рассвело. Рано утром он встретился с Глюком на паркинге. Всю ночь дул адский ветер, и крана по ту сторону границы не было видно. Они ехали часа два, и ни он, ни Глюк до конца пути не проронили ни слова.
Жилой комплекс «Луноклер» был средним по качеству строением, которым управлял инвестиционный фонд, не слишком интересовавшийся источниками доходов своих клиентов. Это был солнцешар старой технологии. Матовая краска на стенах. Нарисованный горизонт в виде горного уступа и над ним — бледно-желтая луна.
Там засели девять шишек наркобизнеса.
Они навинтили глушители. Ни одна система защиты не могла устоять перед Глюком. Они взломали девять охранных систем. В саду батальоны роботов-стрелков ржавели под струями поливальных автоматов. Собаки встали. Собаки легли от бесшумных пуль.
Они убили бандитов. Заодно прикончили их жен. Где-то так изрешетили кровать, что она рухнула, и два еще теплых трупа скатились к их ногам. Потом наткнулись на парнишку, который спускался по лестнице. Глюк хотел двинуть ему, чтобы тот отключился, парень стал вопить. Глюк ударил его прикладом. Парень скатился с лестницы. Они убежали. Прикончили четверых оставшихся преступников. Последняя квартира загорелась. Сработала сигнализация, следом под лай уцелевших собак взвыла другая.
Они покинули «Луноклер» в семь утра. Остановились в первом попавшемся мотеле. Дежурный администратор принял их за пару бандитов-педиков. Каждый полчаса простоял в душе. Потом Глюк позвонил своему безымянному начальству и сказал, что задание выполнено. Ему ответили, что они получат то, чего хотели.
Его старик так и не сел в поезд. Он умер, когда приказ о его освобождении поступил в администрацию Лабораторий.
Из паркинга Блока было два выезда: один вдоль фасада дома 169 по Двадцатой улице, другой — на темную Форчун-сквер, рядом с входом в метро. Сид медленно выехал из паркинга и заметил черную «махиндру» возле входа в киноклуб. На таких машинах обычно ездили младшие чины из БОИ. За рулем кто-то сидел.
Сид сдал задом до тупика, куда подвозили продукты для «Короля гамбургеров», где обычно столовалась Профилактика. «Махиндра» стояла прямо по курсу, с выключенным двигателем. Водитель выбросил картонный стаканчик поверх опущенного стекла. Он его не увидел. Сид встал на нейтралку и посмотрел на часы. 23:17.
Он знал, что долго ждать не придется.
Он смылся из больницы около восьми. С плохо залеченной раной, накачанный обезболивающим. Отыскал общественный телефон-автомат в дальнем закоулке больничной прачечной и позвонил Мире на ее домашний номер в родительскую берлогу в Купольной долине. Риск прослушивания нулевой.
Она пригнала его мотоцикл на паркинг Блока. В десять тридцать они встретились. Сид забрал свой «триумф». Фирменный комбинезон «ВенсЭнерджиз» болтался на Мире как на вешалке. Зубы у нее стучали, она таращила глаза и каждые десять секунд уверяла, что ничего не приняла, ничего, совершенно ничего не приняла. Она спросила, подумал ли он. В пустом паркинге слова отдавались гулким эхом. Он попросил ее, если можно, орать шепотом. Потом как-то так вышло, что они стали трахаться на заднем сиденье. Она снова требовала, чтоб он сделал ей ребенка. Он предпочел оплодотворить бетон.