И что будет с Мартой?
Протянув руку, он коснулся ее ноги. Она тут же схватила его руку и передвинула ее выше.
— О нет! — воскликнул Фицджеральд, снова отводя руку в безопасную зону. — Я слабею от одной мысли. А мне сегодня еще идти на званый ужин. Начнем сейчас кувыркаться, и я вырублюсь до утра.
Марта улыбнулась. Такая уж она страстная, что есть, то есть. Он притянул ее к себе и поцеловал в щеку. Нет, свою Марту он не покинет никогда.
Шесть миллиардов два миллиона долларов.
Не такие уж большие деньги в наше время.
«Позже», — сказал он себе. Решение он примет позже.
Франсискас поспешил по коридору в регистрационный кабинет, в углу которого стоял похожий на копир желтовато-коричневый аппарат в пол человеческого роста — сканирующий терминал TouchPrint 3500 LiveScan. Три года назад Франсискас последний раз снимал отпечатки пальцев с подозреваемого при помощи старенькой чернильной подушки, пытаясь получить на специальном бланке десять отчетливых оттисков. Далее мороки становилось больше, не говоря уже о потерянном времени, поскольку отпечатки предписывалось снимать еще дважды по мере прохождения преступником всех инстанций уголовно-правовой системы. Сначала их снимали для полиции штата в Олбани, затем для министерства юстиции в столице. Зато теперь требовалось только прижать поочередно пальцы подозреваемого к небольшому сканеру, проверить на мониторе полученное изображение, и — пожалуйста! — результат автоматически передавался в базу данных полиции в Олбани и одновременно в Вашингтон. Все это одним нажатием кнопки.
Открыв крышку сканера, Франсискас поместил на стекло пленку с отпечатками, а сверху, чтобы изображение получилось отчетливее, проложил лист белой бумаги. Аппарат зажужжал, оцифровывая и копируя изображение. Детектив отправил отпечатки в Национальный центр информации по преступлениям в Кларксберге, штат Западная Вирджиния, а также в Отдел уголовно-правовой информации ФБР. Там их прогонят по всем делам, какие есть в объединенных базах данных, а также по всем спискам федеральных служащих, военных, как находящихся на службе, так и уволенных в запас, и лиц без американского гражданства, которым выдано разрешение на временное проживание в США. Кроме того, через базу автоинспекции сорока восьми штатов.
Выйдя в коридор, Франсискас прикрыл за собой дверь. Результат будет примерно через час. Если отпечатки будут идентифицированы, на компьютер Франсискаса придет извещение.
Идя по коридору, детектив заметил Майка Мелендеса, выглядывающего из помещения для инструктажа.
— Привет, Джон.
— Привет, Майк, что тут у вас происходит? — Франсискас заметил, что Мелендес чем-то озабочен.
— Тебя надо спросить. Шеф требует к телефону.
— Какой шеф? Лейтенант?
— Бери выше. Эспозито. На первой линии.
— Не может быть. Уже шестой час! — Франсискас поспешил к своему столу.
Шефа полиции звали Чарли Эспозито. Главный Чарли — для друзей, Чарли-подхалим — для остальных. Но и для тех и для других он был копом, занимавшим одну из самых высоких должностей в этом городе. Только комиссар полиции и его заместитель стояли выше, но они были назначенцами. В молодости Франсискас и Эспозито вместе учились в академии. Но если Франсискас стал полицейским, потому что любил свою работу, то Эспозито всегда искал выгоду. Он ни разу не принял ни одного решения, не спросив себя, а поможет ли это продвинуться по карьерной лестнице. Формально, впрочем, они оставались друзьями.
— Детектив Джон Франсискас, — произнес он, непроизвольно расправив плечи.
— Джон, это шеф Эспозито. Как я понимаю, ты копаешься в каком-то старом деле.
— В каком именно?
— Об убийстве Шеперда и О'Нилла в Олбани.
Франсискас молчал как громом пораженный: он-то было подумал, Эспозито хочет дать ему взбучку за то, что он не подал в отставку по состоянию здоровья. Теперь, когда эта иллюзия развеялась, он почувствовал еще большее замешательство. Откуда Чарли узнал о его неофициальном расследовании? Но даже если и узнал, то с какой стати звонить?
— И что?
— Это дело закрыто.
— Неужели? Насколько я знаю, там есть подозреваемая, которая уже четверть века находится в бегах.
— По этому делу уже вынесено решение, — отрезал Эспозито.
— Простите, сэр, но у меня другая точка зрения.
Последовало красноречивое молчание.
— Оставь это дело, Джон.
Франсискас вздохнул. Следовало догадаться, о чем пойдет разговор, как только Эспозито назвал себя шефом.
— Чарли, послушай, долго объяснять, но это дело каким-то образом связано с сегодняшним происшествием на Юнион-сквер, — тихо и доверительно проговорил детектив. — Ночью к нам пришел парень по имени Том Болден…
— Болден? Это же убийца Вайса. Мы повсюду разослали его фотографию. Им занимается ФБР, и это не твой участок: пусть Южный Манхэттен поработает.
— Нет, Чарли, выслушай меня. Знаешь, как звали девушку, которую ранили на Юнион-сквер? Дженнифер Дэнс. И она — девушка Болдена. Когда все случилось, он был рядом с ней. Улавливаешь, Чарли? Кто-то хотел убрать Болдена, но промахнулся.
— Я не улавливаю, как убийство в Олбани связано с этим происшествием, и, честно говоря, улавливать не хочу. Ты и так развил слишком бурную деятельность. Оставь Болдена Южному Манхэттену. Не связывайся.
— Чарли, и это ты говоришь мне?
— Джон, ты меня слышал. Подумай о себе.
— О себе или о тебе? Ну, давай, Чарли, скажи, кто там тебе позвонил?
— Джон, мне сообщили, у тебя не все в порядке со здоровьем: работая в таком состоянии, ты формально нарушаешь должностные инструкции. А я знаю, что ты, как никто другой, приверженец этих правил, поэтому официально отстраняю тебя от службы. Можешь считать, что с этого момента ты находишься в оплачиваемом отпуске.
— Но это мой район, Чарли. Я поддерживаю здесь порядок уже больше тридцати лет. Если у меня в районе что-то не так, я обязан разобраться.
— Билл Макбрайд уже едет к вам в участок, он хочет с тобой поговорить.
— О чем? — спросил Франсискас, сообразив, куда дует ветер.
— О том, что я заберу у тебя полицейский жетон и табельное оружие. Это тебе за подпольную деятельность! И вали ты ко всем чертям!
— Чарли, да кто ж так давит-то на тебя? — Сердце Франсискаса бешено стучало, словно колеса поезда, что мчится на юг. И в какой-то момент он почти задохнулся. — Вот сукин сын! — прошептал детектив, чувствуя, что ноги его не держат.
— Джон, послушайся меня. — Голос Эспозито больше не гремел. Теперь с Франсискасом говорил нормальный человек, а не чиновник. — Тебе не надо в это влезать.