— Но, сэр, самолет…
— Дайте мне слово.
— Адмирал, но…
— Никаких «но»! — взбеленился Лефевер. — Это совсем небольшая цена за уверенность в том, что Остин уже никогда не выкинет ничего более идиотского.
Паламбо вздохнул. Он знал, чем все это обернется.
— Простите, но я не могу этого допустить.
Лефевер посмотрел на него, как на деревенского дурачка, который только что вышел из хлева.
— Я тоже не могу.
Он поднял руку, и в ней был маленький, никелированный револьвер, нацеленный Паламбо прямо в сердце. Спецподготовка старика была на высоте.
Пистолет выстрелил дважды. Пули ударили Паламбо в грудь и свалили его на землю. Он лежал с открытыми глазами. Лефевер подошел поближе, встал над ним и покачал головой. Когда Паламбо кашлянул, Лефевер понял, что тот в бронежилете. Заместитель директора ЦРУ по операциям снова взвел курок. Но на этот раз он опоздал.
Пуля Паламбо угодила ему прямо в лоб.
Адмирал Джеймс Лефевер упал на снег.
Со времени совещания на улице Бальфур прошло двадцать четыре часа. За эти сутки над Атлантикой, как весенние грозы, то и дело проносились телефонные звонки. Из министерства иностранных дел — в Госдепартамент США. Из израильского управления по Ирану — в штаб центрального командования США. Из «Моссада» — в ЦРУ.
В одиннадцать часов вечера премьер-министр Израиля стоял у себя в кабинете, заложив одну руку за спину, а другой прижимая к уху телефонную трубку. Как всякому придворному, который ищет аудиенции у императора, ему было велено ждать своей очереди. Президент Соединенных Штатов соблаговолит выйти на связь «через секунду».
Цви Хирш кипел от нетерпения. «Секунда» длилось уже пять минут, каждая из которых усиливала оскорбление, наносимое его от природы ранимому сердцу.
Наконец в трубке раздался женский голос: «Президент Соединенных Штатов».
Не успел премьер-министр произнести и слова, как послышался холодный, властный голос:
— Привет, Ави, рад вас слышать.
— Господин президент, сожалею, что повод для разговора не столь приятный, как мне хотелось бы.
— Я благодарен вам за то, что вы с нами посоветовались, — произнес американский президент. — Такой поворот событий застиг нас врасплох.
— Нас тоже. Уверен, вы понимаете наше положение. Нельзя допустить, чтобы в руки режима, который не скрывает своего намерения стереть Израиль с лица земли, попало ядерное оружие.
— Намерения — это одно, действия — совсем другое.
— Их действия подтверждены документально. На протяжении многих лет они финансировали террористическую деятельность ХАМАС, «Исламского джихада» и «Бригад мучеников Аль-Аксы». Их действия направлены не только против Израиля. Они принимали активное участие в убийстве премьер-министра Ливана. Не мне вам рассказывать, сколько всего они натворили в Ираке. У них две цели: во-первых, де-факто получить контроль над Ближним Востоком и, во-вторых, уничтожить мою страну. Они преуспели в достижении первой цели, но я не допущу этого по отношению ко второй.
— Соединенные Штаты всегда заявляли, что любой акт агрессии против Израиля будет рассматриваться как акт агрессии против нашей страны.
— В сложившейся ситуации мы не можем ждать, когда на нас нападут. Первый удар станет для нас роковым.
— Понимаю, но считаю, что действовать пока преждевременно. Необходимо получить санкцию ООН.
— Если бы вы узнали, что девятнадцать террористов собираются захватить ваши самолеты и направить их на Всемирный торговый центр, вы бы приняли превентивные меры?
— Напасть на другое государство — это не то же самое, что ликвидировать банду террористов, — сдержанно произнес президент, которого настораживало любое упоминание об одиннадцатом сентября.
Ставшее священным число и незамедлительные призывы к оружию, сопровождавшие каждое его упоминание, сделали одиннадцатое сентября «Помни об Аламо!» [37] нашей эпохи.
— Но и ядерное оружие совсем не то, что самолет, — парировал премьер-министр. — Любая бомба унесет жизни миллионов израильтян.
Президент вздохнул:
— Чем мы можем помочь, Ави?
— Нам нужно ваше разрешение на прохождение иракского воздушного пространства, — сказал израильский премьер-министр.
— Когда и если государство Израиль будет атаковано, вы незамедлительно получите такое разрешение.
— При всем моем уважении, господин президент, тогда будет уже слишком поздно.
— Иранцы отомстят.
— Возможно. Но всех битв все равно не избежать.
Возникла пауза, премьер-министр слышал, как американский президент советуется со своими помощниками. Через минуту в трубке раздалось:
— У вас ведь есть и вторая просьба.
— Нам нужны четыре ваши боеголовки глубокого проникновения «В61-11».
— Ничего себе просьба, Ави!
— Да, просьба серьезная.
На самом деле президент заранее знал, о чем его попросят, и тщательно подготовил ответ:
— Послушайте внимательно, что я вам скажу: Америка ни при каких обстоятельствах не начнет первой применять ядерное оружие. Тем не менее мы считаем, что у Израиля есть право на упреждающий удар в целях самообороны. В связи с этим и в знак уважения к нашей многолетней дружбе я отдал приказ немедленно переправить генералу Ганцу четыре боеголовки «В61». Но вы должны дать мне слово, что не станете применять это оружие в отсутствие прямой угрозы.
— Не знаю, могу ли я дать такое слово.
— Ави, это не обсуждается. Я повторю. Если этот иранский сукин сын тронет вас хотя бы пальцем, можете использовать бомбы по своему усмотрению и летать над Ираком взад и вперед с утра до ночи. Но дайте мне слово, что до этого момента оружие будет под замком.
Цви Хирш, слушавший весь разговор по второй линии, пристально смотрел на премьер-министра и, поймав его взгляд, резко закивал, показывая, что надо соглашаться. Премьер-министр подчинился:
— Даю слово. Спасибо от меня и от имени всего израильского народа.
Разговор закончился.
Цви Хирш положил трубку.
— Слыхали?
— Разумеется, — сказал премьер-министр, — а чему ты так радуешься?
— Он же ясно сказал, что бомбы можно использовать, когда и если будут прямо к тому провоцировать.
— И что?
Цви Хирш так устал, что с трудом ворочал языком.