Поэтому его последующее перемещение в ЦРУ стало вполне естественным. Он был рад своим новым обязанностям и новому, более высокому жалованью, но вскоре его стало понемногу точить чувство неудовлетворенности, которое со временем все больше отравляло ему жизнь и становилось все более мучительным. Начало восьмидесятых годов обернулось временем конца кризиса, временем головокружительных успехов американской экономики, возрождавшейся к новой жизни после затяжного периода упадка и стагнации, сопровождавшегося ростом инфляции и безработицы. В Нью-Йорке, финансовом центре страны, люди гребли деньги лопатами, а затем гордо выставляли свое богатство напоказ. Это раздражало Гленденнинга. Ему не нравилось, что его финансовые возможности не шли ни в какое сравнение с теми, которыми располагали его друзья: лоббисты, законники, представители оборонной промышленности. Эти люди обладали куда меньшим в сравнении с ним умом и не умели трудиться, но зарабатывали раз в пять больше. Жалованье размером восемьдесят тысяч долларов отнюдь не казалось впечатляющим в атмосфере этого уголка штата Вирджиния, привыкшего жить на широкую ногу.
Сперва ростки зависти оставались только ростками: помогла серия быстрых продвижений по службе. Он проделал путь от начальника отдела до заместителя директора по оперативной работе за какие-то пять лет. Но вскоре почувствовал, что и в ЦРУ достиг того же предела карьерного роста, который совсем недавно омрачал его службу в ВМС, пока не положил ей конец. Годы шли, а он оставался всего лишь заместителем. Сменилось уже четверо директоров. И его кандидатура на этот пост рассматривалась не раз. Но теперь препятствием стала именно его прошлая служба в рядах «Морских котиков». Во главе одного из основных федеральных ведомств попросту не желали видеть человека с репутацией отчаянного головореза. Американский народ этого бы не понял.
Возмущение подобным лицемерием сидело занозой в душе Гленденнинга, горькое чувство обиды с каждым годом все больше озлобляло его, всякий раз обостряясь с приходом нового начальства. Недостаточно щедрое вознаграждение его трудов порождало склонность к злым умыслам. Служба родине переставала быть выгодным предприятием. Он рассматривал это как изъян всей системы и считал себя вправе исправить его хотя бы применительно к себе.
Омар аль-Утайби, или Марк Габриэль, как он предпочитал себя называть, дал ему такую возможность.
Оуэн заинтересовался Габриэлем с того самого дня, как тот обосновался в Париже. Разумеется, у него имелись к тому веские основания. Во время работы в Эр-Рияде он познакомился со старшим братом Габриэля, Джухейманом. То был своевольный лейтенант Национальной гвардии, выступавший с призывами к религиозным реформам. Когда Джухейман захватил мечеть Масджид аль-Харам, капитан Оуэн Гленденнинг вошел в число советников, представивших королю рекомендации относительно того, как следует штурмовать эту мусульманскую святыню и подавить мятеж. Джухеймана схватили и обезглавили. Вскоре после этого члены семьи аль-Утайби были высланы из страны.
Сперва его интерес к деятельности Габриэля носил чисто профессиональный характер. Контакты его подопечного с радикальными элементами в Саудовской Аравии не оставляли сомнений относительно планов последнего: тот явно желал продолжить дело брата. Габриэль создавал теневое правительство, которым руководили бы люди из вооруженных сил, Национальной гвардии и Министерства иностранных дел. Для того чтобы финансировать их деятельность, он играл на бирже, вкладывал деньги в рискованные акции без фиксированного дивиденда, обещающие высокий доход, спекулировал на курсах валют — и все с превеликим успехом. Вскоре стало ясно, что Габриэль имеет недюжинный талант не только к плетению нитей заговора, но и к прибыльному вложению средств.
Действуя очень осторожно и осмотрительно, Гленденнинг начал копировать сделки, совершаемые этим арабом. Если Габриэль покупал десять тысяч акций компании «Кока-кола», Гленденнинг покупал сто. Если Габриэль приобретал колл-опцион [20] на покупку акций компании «ИБМ», Гленденнинг поступал так же. «Сесть на шею» — вот как это называлось в бизнесе. Прибыль исчислялась, правда, не в тысячах долларов, а только в сотнях. Но с течением времени суммы лишь увеличивались. Его инвестиции росли — возрастали и прибыли. Спустя несколько лет Гленденнинг уже мог похвастаться крупным счетом в одном достаточно осторожном оффшорном банке, опекаемом его «Конторой».
Он уже было совсем принял решение распрощаться со своей прежней работой, когда ему вдруг позвонил Марк Габриэль.
Это был чистый и неприкрытый шантаж, и Гленденнинг не нашел в себе сил отказаться. Дело в том, что Габриэль уже давно следил за финансовыми махинациями Гленденнинга. Он, кстати, тоже имел друзей в высоких кабинетах и представил Гленденнингу целый каталог его не слишком-то честных сделок. Гленденнингу выбирать не приходилось: он оказался в весьма затруднительном положении. Пришлось забыть о своей гордости и пойти на сделку с совестью. Габриэль не просил о многом. Он лишь хотел, чтобы Гленденнинг присматривал за разведслужбами, — следил, чтобы ни одна из них не подбиралась чересчур близко. К тому же он заверял, что его дела носят исключительно «домашний» характер и касаются только Саудовской Аравии.
Однако события 11 сентября 2001 года привели к тому, что внимание, уделяемое разведками всего мира ближневосточным делам, стало куда более пристальным. Когда Сара Черчилль позвонила из Лондона и сообщила, что идентифицировала новую группу, называющую себя «Хиджра», Гленденнинг мало чем сумел помочь. Не мог же он открыто вставлять этой барышне палки в колеса и тем самым поставить под вопрос свое стремление искоренять экстремизм повсеместно и во всех его формах. Предупреждения, которые он присылал агентам Габриэля, отвечающим за работу на местах, по большей части теми игнорировались. А Габриэль нажимал на него, желая большего. Так, в последнюю неделю он жестко потребовал предоставить ему внутреннюю информацию о деятельности группы «Кровавые деньги», угрожая выдать его Гадбуа и обвинить в гибели трех агентов Казначейства, если Гленденнинг заартачится.
Как бы то ни было, теперь между ними все кончено. Гленденнинг сделал этому арабу последнее одолжение. Габриэль получил свою бомбу. Теперь он мог взорвать ею хоть половину Саудовской Аравии.
Надев смокинг, Гленденнинг взял трости и заковылял в сторону лестничной площадки. Первое же, что он сделает, выйдя в отставку, — это заведет себе лифт, подумал адмирал. Приблизившись к бару, на полпути к выходу, он решил сделать себе коктейль. Налив в стакан для виски с содовой русской водки, он бросил в нее несколько кубиков льда и выжал немного лимонного сока.