Затем он наконец увидел…
Девушка… женщина… одним словом, Клодин, ибо это, конечно, была она, посмотрела налево, переглянулась с кем-то и сделала тому ладошкой знак, словно хотела сказать: «Успокойся, сейчас вернусь».
Габриэль тоже повернул голову влево, пытаясь высмотреть, кому она там подает сигналы, но никого не заметил. Как можно более неприметно он развернулся и пошел по тротуару. Он только что не прижимался к стенам домов и замедлял шаг у всякой витрины, проводя рукой по волосам, приглаживая виски, — все для того, чтобы скрыть лицо. И все время его взгляд неотвязно следил за противоположной стороной улицы, фиксируя то, что видит. Кафе. Киоск. Бутик. Булочная… Клодин отошла от банкомата и теперь складывала пачку купюр, готовясь засунуть их в карман. Все, что ему оставалось делать, — это следовать за ней, пока она не приведет его к сыну. Вот она слегка помахала рукой и кивнула. Ох, конспираторы.
Взгляд Габриэля рванулся вперед и остановился на высоком худом парне, выходящем из общественного туалета. На нем были мешковатые джинсы, кепка-бейсболка с повернутым назад козырьком и слишком большая, не по размеру, футболка, на которой было изображено хмурое лицо молодого негра и надпись «ПЯТЬДЕСЯТ ЦЕНТОВ». Глаза парня скрывали темные очки, но все равно он узнал бы это лицо из тысячи. Ошибки быть не могло.
Сын нашелся.
— Мадемуазель Шарис, пожалуйста, заходите. Я доктор Бен-Ами.
Клэр Шарис перешла из холла во врачебный кабинет.
— Спасибо, что согласились меня принять, — произнесла она очень любезно. — Знаю, нехорошо вот так врываться, не предупредив заранее.
— Ах, что вы, — возразил Морис Бен-Ами, жестом приглашая ее перейти в смотровую комнату, где никого не было. — Всегда к вашим услугам. Я разговаривал с Хуго Люйтенсом из «Новартифама». Говорит, вы преуспеваете в ВОЗ. Прием — это такая мелочь: ради вас я готов и на большее.
Клэр положила сумочку и села на высокое кресло, нервно поправляя юбку.
— Это последние? — спросил он, принимая от нее большой конверт из грубой бумаги желтоватого цвета. Он бросил рентгеновские снимки на проектор, словно игральные карты на стол. — Ну-ка, давайте посмотрим, что там такое.
Шестидесятилетний, с болезненным желтоватым цветом лица, с большими темными мешками под глазами, с нарушенной осанкой, Морис Бен-Ами выглядел так, словно не покидал своего кабинета годами. Его специальностью была онкология — отрасль медицины, связанная с изучением и лечением злокачественных опухолей. Глядя на снимки, он увидел три узловатых образования, прикрепившиеся к локтевому суставу.
— Мм, — промычал он. — Сразу и не подумаешь, что случай такой непростой. Хуго не упоминал ни о чем подобном…
— Хуго не в курсе. Мы знакомы лишь по работе. Я заставляю его доставлять лекарства моим пациентам. Он же гоняет меня по врачам.
— Я имел в виду, что у вас очень здоровый вид.
— Готова принять это за комплимент.
— Вы знакомы с прогнозом течения вашей болезни?
— Вполне.
— И как вы себя чувствуете? — спросил он, садясь на вращающийся стул на колесиках.
— Не слишком хорошо, иначе бы не пришла. — Клэр коснулась своего локтя и поморщилась от боли.
— Так-так. — Бен-Ами взял ее локоть в свои ладони, и его умелые пальцы принялись осторожно сгибать и разгибать руку, в то же время исследуя больное место. — Вы уже приступили ко второй стадии лечения?
— Во вторник.
— Не подташнивает?
Клэр взглянула на него и стоически улыбнулась:
— Нет ничего, чего не вылечила бы хорошая сигарета.
Сильные искусные руки скользили по руке, массируя бицепсы, трицепсы.
— А волосы-то остались при вас.
Она стащила с головы трехтысячедолларовый парик, обнажая прилипшие к черепу редкие пучки безжизненных седых волос.
— Провела вас, да? — спросила она, прежде чем водрузить его на прежнее место.
Бен-Ами улыбнулся быстрой улыбкой, такой скупой, словно запас улыбок у него был ограничен.
— Потеря аппетита?
— Я никогда много не ела.
Закончив осмотр, Морис Бен-Ами нахмурился:
— Странно. Обычно опухоли хорошо пальпируются. Ваши руки кажутся такими сильными. Мускулы в полном порядке. Похоже, опухоль уменьшилась в размерах. — Он сильно согнул руку Клэр, практически прижав ее к плечу, и его пациентка издала стон. — Прошу прощения.
— Ничего, — сказала она, вытирая слезу.
Когда они снова встретились взглядом, бедняжка явно ощущала стыд из-за своего неумения терпеть боль.
— Так мы из числа храбрых, да? Это для вас хорошо. Вам еще предстоит немало побороться. Слишком многие после того, как рак даст метастазы… ну костные, как у вас… сдаются из-за боли. А зря. Наша воля к жизни — самое сильное оружие, какое у нас есть.
Вздохнув, Бен-Ами поднялся с кресла и, тяжело ступая, пошел к шкафу. Вернулся он, держа в руках две бутылочки с прозрачной жидкостью.
— Это может помочь. Метастрон. Новейший препарат.
— Он может ослабить боль?
— Потребуется несколько дней, чтобы он начал действовать, но в конце концов, думаю, вы останетесь довольны. Треть моих пациентов говорит, что они вообще ничего не чувствуют. Конечно, это всего лишь паллиатив. Он избавляет от боли, а не от опухоли, но это как раз то, что сможет существенно повысить качество вашей жизни. Аппетит улучшится. Вы опять сможете порадоваться бокалу вина. Мне лично в это время года всегда хочется выпить фендан или, пожалуй, эгльское, сорт «Ле Мюрей». — Тут он предостерегающе поднял указательный палец. — Но не более одного бокала за обедом. И кстати, курите поменьше. Табак расшатывает иммунную систему.
— А как насчет движения?
— Ваша двигательная активность повысится. Не вижу причины, по которой вы не смогли бы играть, например, в теннис. А что важнее всего, вы сможете спокойно спать ночью.
— Звучит заманчиво, — вежливо сказала Клэр.
Смазав ей локоть спиртом, Бен-Ами открыл бутылочку и набрал жидкость в шприц. Причем не в маленький, каким делают прививку от гриппа или столбняка. Это был большой металлический шприц с иглой длинною в добрых семь или восемь сантиметров и диаметром с наконечник стержня для шариковой ручки.
— Вы испытаете некоторый дискомфорт, — предупредил он. — Необходимо вводить лекарство очень медленно.
Клэр вздрогнула, когда игла проколола ей кожу.
— Это займет минуту или две.
— Как это лекарство действует?
Она и без того знала, но ей требовалось, чтобы он продолжал с ней разговаривать, отвлекая ее таким образом от мыслей об игле, проникающей в мускул.