Свет фар прорезал темноту. Я бегу к реке. Здесь есть кусты, камни, я спрячусь в темноте — и они меня не найдут. Вот только... так и есть. Прожектора осветили берег. Черт!
— Вот она! Эй, Бенни, вот она, стреляй! — Кен, проклятый ублюдок. Я тебе отрежу твои драгоценные яйца, только попадись мне.
Я плыву сквозь стрельбу. Но пуля все равно нашла меня. А вода такая холодная и грязная. Она закрыла от меня серую муть лондонского неба...
* * *
— Юль, ты совсем ничего не ешь, — теплая рука гладит меня по щеке. — Куда ты исчезаешь? Что с тобой?
— Ничего.
Я должна улыбаться. Никто не должен знать, даже заподозрить, что я что-то вспомнила.
— Что будем сегодня делать?
— Я возьму билет и полечу во Францию.
Так я и сделаю. Я знаю, что мне там искать. Точно знаю.
— Я полечу с тобой.
Зачем? Что тебе там делать? Какие у тебя мотивы?
— Это займет время. У тебя нет загранпаспорта. Это во-первых. Во-вторых, ты ничем не сможешь мне помочь, а вот помешать сможешь. Тебя могут использовать как заложника, а я не признаю этого понятия, ты погибнешь. Зачем это тебе надо?
— Затем, что я люблю тебя, — это не мотив. Он волнуется. Я знаю, почему. Или думаю, что знаю. Может быть, я ошибаюсь. — Ты знаешь, у меня были женщины, довольно много — раньше. Но когда я встретил тебя, все остальные... я не хочу так, но все остальные перестали для меня существовать. Наверное, в жизни каждого мужчины бывает та, единственная, которую не хочешь потерять и не можешь отпустить. Я никогда не думал, что способен на такое. Я просто хочу быть рядом. Если тебе это неприятно, ты просто скажи.
Он выжидающе смотрит мне в глаза. Я не могу... не могу соврать ему.
— Мне это не неприятно. Просто... мы почти не знаем друг друга. И мы слишком разные.
— У нас еще будет время.
Я в этом не уверена. И смогу ли я? Потому что мне страшно. Я боюсь терять дорогих мне людей. Я боюсь этой боли.
Звонит телефон. Я хватаю трубку. Лейтенант Волошин чем-то страшно взволнован.
— Юля, быстро собирайтесь и бегите. Вы меня слышите? Скорее, времени нет. Дороги перекрыты, в аэропорт пробиться даже не пытайтесь. Бегите, за вами уже выехали. Позвоните мне вечером по этому номеру...
Я метнулась в комнату. У меня есть, может быть, минут десять. Или меньше. Вот, бумаги, хорошо, что все в одном месте. Некоторые мои вещи, документы, корм и мисочки Макса.
— Ты оставил мои вещи там, где я сказала? — Если нет, я тебе, милый, не буду благодарна.
— Да. А что случилось?
— Надо бежать. Прямо сейчас. Если есть желание — скорее собирайся. Если нет — прощай.
Ты хочешь, я знаю. Только вот почему? Я почти уверена, что знаю.
Быстро сажаю Макса в клетку, и мы выходим из квартиры. Уютное было гнездышко. Может быть, я вернусь сюда — у меня еще много дел в этой стране. Я должна понять, почему мама так тосковала по ней.
— Куда ты, ненормальный? — Вот чудак, спускается по ступенькам. — Если даже нас не схватят сразу, кто-то увидит, как мы выходим. Полезай на лестницу.
Мы лезем на чердак. Отверстие просто над головой, крышка нетяжелая. Хорошо жить на верхнем этаже. По многим причинам хорошо, если у вас, конечно, нет ревматизма.
Мы двигаемся на другой конец чердака. Вот предпоследний люк. Если за мной едут те, о ком я думаю, то они не будут долго копаться. Просто у меня была надежда, что время еще есть. Я устала. Я ужасно устала, и мне грустно. Эрик... Моя детская мечта. Керстин больше нет. Она бы так не переживала из-за всего этого. Я — не она. Не знаю, кто я. И кольцо на пальце уже вроде бы и некстати.
Мы выходим из подъезда. Заросли сирени прячут нас от любопытных глаз. Надо идти. Машина пусть остается, достанем другую.
— Зачем мы убегаем?
Не вовремя тебя пробило на вопросы.
— Чтобы не умереть от сердечной недостаточности.
Думай, что хочешь, только это единственный ответ,который у меня есть. По крайней мере, для тебя. Но это — часть правды.
— Я не понимаю.
— Потом.
Мы спокойно идем по улице, потом поворачиваем за угол дома и ныряем в заросли сирени. Хороший город, много зелени. Хоть и не пальмы, как в Лос-Анджелесе. Да ну их к черту, пальмы. Сирень и клены цветут так красиво!
— Почему они охотятся на тебя? — Глаза Игоря растерянны. — Ведь это — спецслужбы! Это же не преступники!
— Поверь мне: вот это и есть настоящие преступники. Те, кто своими поступками пятнает репутацию своих честных коллег, подрывает веру людей в справедливость, самые страшные преступники в этой стране на данном этапе. Страшен даже не сам факт преступления. Страшны его последствия: народу дают понять, что главный не закон, а тот, у кого есть власть, его желания и выгода. Понимание того, что закон защищает виновных.
Мы выходим на широкую улицу. Не слишком многолюдно, но этого и не требуется. Если я не ошибаюсь, мы здесь пробудем недолго. Клетка с Максом привлекает внимание. Мой Сфинкс! Я виновата перед тобой. Ты заслуживаешь лучшего, я — плохая опекунша. Я признаю. Надеюсь, Осирис и Баст будут ко мне снисходительны — вернее, к тебе, а уже потом — ко мне.
— Скорее, садитесь, — из подъехавшей машины выглядывает мужчина. — Да не пяльтесь, а садитесь.
— Кто ты такой? Почему решил, что мы — те, кто тебе нужен? — Серый седан уверенно вливается в поток машин. Этого человека я не встречала.
— Вы можете мне доверять, Я немного опоздал, потому что не ожидал, что вы выйдете именно сюда. Но это было разумно.
— Кто тебя прислал?
— Мне приказывает генерал Зарецкий.
Я слышу в его голосе гордость. Пришло время сделать ход. Хватит действовать методом тыка.
Мы едем по городу, в котором цветут каштаны. Игорь прижимает меня к себе, словно боится, что я куда-то денусь — прямо сейчас. Не знаю, милый, как нам теперь с тобой быть. Я люблю Эрика. Или люблю образ, который сберегла в сердце — несмотря на все пытки, которые перенесла? Захочет ли он, чтобы я была с ним... такая? Мне не нужны благородные движения души. Я хочу быть уверена в его любви.
— Выходите, приехали.
Небольшой желтоватый дом. Деревянные двери с вырезанными кленовыми листьями. Жалюзи на окнах. Хорошо еще, что «беретта» у меня под рукой, потому что в голове заходится визгом сигнал тревоги.
— Мисс Бартон, оружие вам не понадобится. Мы на одной стороне.
Поглядим, время еще есть. Но...
Высокий крепкий человек лет шестидесяти. Седые волосы, ничего не выражающие голубые глаза на загорелом лице. Выглядит неплохо. Если это, конечно, не подделка.